Он видел, как заметался торговец. Волкодав очень надеялся,
что сметливый мошенник найдёт единственно правильный выход из положения, и не
ошибся. Торговец подхватил нитку, облюбованную Ниилит, и уставился на неё так,
словно впервые увидел.
– Горе, горе мне! – вновь вскричал он, и на сей
раз вполне искренне, к немалому удовольствию Волкодава. – Это ожерелье
попало ко мне только вчера, и я не приметил крохотной царапинки на одном из
камней, вот здесь, с краю. Таким образом, за эти чистейшие, несравненные камни…
– …будет вполне достаточно полутора серебряных
монет, – назвал Волкодав точную цену. И улыбнулся.
– Ах, доблестный воин, – вздохнул лжеаррант и
протянул бусы Волкодаву. – Видят Боги, в убыток себе продаю…
Волкодав расплатился и застегнул на шее Ниилит крохотный
замочек. Посмотрел в её смеющиеся, сияющие глаза, и рука сама потянулась
погладить шёлковые волосы, заплетённые в тугую толстую косу.
– Пошли, – сказал он и забрал меч с
прилавка. – Мудрец наш там уже извёлся поди.
* * *
Напоследок они ещё свернули к причалам: Ниилит, выросшая у
моря, так и тянулась посмотреть на корабли. Нелетучий Мыш висел у неё на руке.
Держась одной лапкой за её палец и помогая себе сгибами крыльев, ушастый зверёк
запихивал в рот мочёное яблоко, которым угостила его сердобольная торговка.
Подумав немного, Волкодав купил с ближайшего лотка сладкую
слоёную булочку для Ниилит.
– А тебе? – сразу спросила она.
Волкодав улыбнулся:
– Я не сластёна.
Ниилит принялась уговаривать его, и наконец, сдавшись, он
отщипнул кусочек. Плюшка показалась ему удивительно вкусной.
А вокруг чем только не торговали! Грушами и яблоками,
заботливо сбережёнными с прошлого года и не потерявшими ни вида, ни вкуса.
Ранней зеленью, успевшей налиться соками в солнечных уголках, укрытых от ветра.
Рыбой девяноста девяти сортов и засолов. Грибами, засушенными на нитках или
выдержанных в бочках под гнётом. Копчёными гусями и живой птицей в ивовых
клетках. Пирогами, от одного запаха которых голова шла кругом…
Волкодаву до смерти хотелось накупить сразу всего и устроить
пирушку, побаловать Тилорна с Ниилит да и себя самого… Он всё-таки опустил
руку, уже тянувшуюся к кошельку. Рановато вздумалось баловаться. Надо будет
завтра пойти на улицу кузнецов расспросить, не нужен ли кому
подмастерье-молотобоец…
Сольвеннские и сегванские лодьи стояли на песке, вытащенные
за линию прилива на дубовых катках. Для тяжёлых кораблей, приходивших из
Аррантиады, был устроен настоящий причал из вбитых в дно свай, покрытых
добротной бревенчатой вымосткой. Аррантских кораблей было немало. Благодарные
мореходы даже воздвигнули на торговой площади бронзовую статую своего Бога.
Здоровенный мужик, всклокоченный и голый, попирал гранитный валун, гневно
замахиваясь гарпуном, зажатым в могучей руке. Когда сольвеннские купцы
ссорились с аррантскими, Медному Богу, случалось, натягивали на голову мешок. А
то и начищали иные части изваяния до весёлого солнечного блеска.
Сегодня подле Медного Бога вовсю стучали топоры: плотники
возводили посреди торга дощатый помост.
Ниилит любовалась парусниками, уверенно называя, откуда
какой. Два или три из них она уже видела дома и теперь радовалась им, точно
старым знакомым.
Волкодав обратил внимание на одно судно, недавно причалившее
к берегу. Команда снимала и сворачивала паруса, у борта суетились грузчики, а
по сходням спускались несколько мужчин в долгополых одеяниях, сшитых из двух
половин: справа серая ткань отливала краснотой, слева – зеленью. У тех, что шли
впереди, цвета одежд были поярче. У тех, что держались сзади – побледней.
– Это, должно быть, с острова Толми, – сказала
Ниилит. – Там живут жрецы Богов-Близнецов.
…Однажды, когда Волкодав был маленьким мальчиком, к ним в
деревню пришёл высокий седобородый старик, назвавшийся Учеником Близнецов, и
попросил разрешения обосноваться поблизости.
«Старые люди не должны селиться одни, – сказала
большуха. – Как вышло, что ты живёшь сиротой?»
Пришелец объяснил, что так велела ему его вера. Он собирался
выстроить в лесу шалаш или выкопать над берегом Светыни пещерку. Но на другой
же день начал кашлять и волей-неволей остался в большом доме, где за ним
присматривали старухи и ребятня. Когда же старик выздоровел, наступила зима, и
жреца никуда не пустили. Мыслимое ли дело – дать гостю уйти в метель и мороз,
на верную погибель?
Волкодав отлично помнил его морщинистые руки, добрые глаза и
длинную, пышную бороду. Сколько было волосков в той бороде, столько же и
рассказов о Близнецах жило в памяти старика. Серые Псы слушали его с
любопытством, коротая за домашней работой зимние сумерки. Иногда же, наоборот,
жрец просил их рассказать о своей вере. Однажды он попросил мальчишек
смастерить ему костяное писало и надрать гладкой берёсты с поленьев,
приготовленных для очага.
«Зачем тебе?» – спросили его.
«Запишу ваши сказания», – ответил старик.
Куда подевались те берестяные листы, испещрённые чужеземными
письменами? В ночь разгрома старый мудрец взывал к милосердию, творил священное
знамение и пытался прикрыть собой раненых и детей. Пока кто-то из комесов
Людоеда не снёс ему мимоходом седую голову с плеч…
Волкодав не стал рассказывать о нём Ниилит.
…Сладкая булочка всё-таки не пошла ему впрок. А ведь мог бы,
кажется, уже усвоить: стоит только пригладить на загривке вздыбленную щетину, и
сейчас же что-нибудь случится. Что-нибудь скверное.
Волкодав пребывал в таком неприлично добром расположении
духа, что, заметив впереди стайку мальчишек, азартно швырявших в воду камни, не
сразу разобрал, чем именно они занимались.
И только когда с воды долетел тонкий, жалобный визг,
Волкодав прищурился против света, мгновенно насторожившись. Вечернее солнце
било в глаза, но всё-таки он разглядел: в десятке шагов от причала, осыпаемый
градом камней, барахтался лопоухий щенок.
Дальше всё происходило гораздо быстрее, чем можно про то
рассказать. Волкодав сунул Ниилит завёрнутый в тряпку меч и, ни слова не
говоря, прыгнул вперёд. Нелетучий Мыш подавился яблоком, выронил его, расправил
крылья и ринулся с руки Ниилит, но разорванная перепонка в который раз его
подвела. Мыш шлёпнулся на деревянную мостовую и пронзительно закричал, кляня
своё увечье.
Причал между тем огласился истошным рёвом. Волкодав
расшвырял малолетних палачей безо всякой пощады, а рука у него была тяжеленная.
Разогнав мальчишек, он быстро глянул вниз. Ленивые волны колыхались между
осклизлыми сваями. Там, где только что сучил лапками несчастный малыш,
расходились медленные круги.
Волкодав без раздумий прыгнул в холодную воду.
Косые лучи отражались от поверхности, почти не проникая в
глубину, но он рассчитал точно. Вытянутые руки почти сразу нащупали мягкое, ещё
шевелившееся тельце. Оттолкнувшись ногами от каменистого дна, Волкодав
вынырнул, перехватил наглотавшегося воды щенка за задние лапки и сильно
встряхнул. Оживая, тот закашлялся и заплакал. Волкодав подплыл обратно к
причалу. Ему повезло – было время прилива, вода стояла высоко. Рванувшись
вверх, он ухватился свободной рукой за край настила, подтянулся и вылез.
