Внезапная мысль обожгла его: если с ним такое, то что же с
Ниилит?.. Он разодрал успевшие склеиться веки. К его удивлению, Ниилит была на
ногах и бодро сновала по комнате. Он услышал, как в дверь постучала детская
рука, и повернул голову. Ниилит приоткрыла дверь. В щели мелькнули сразу три
любопытные мальчишеские рожицы, но жадное любопытство мгновенно стёр ужас. Дети
любят страшные сказки, любят, чтобы их слегка попугали. Но когда страшное
приключается в жизни… Книги тяжело бухнули об пол, и топоток босых пяток
стремительно удалился по коридору. Потом послышался голос Авдики. Молодой
сегван помог Ниилит собрать книги и внёс их в комнату. Внутренность комнаты
больше походила на поле брани, но Авдике было не привыкать. Ниилит схватила
тряпку и исчезла за дверью. Подтирать побежала, сообразил Волкодав. Там же
всюду пятна – и по всходу, и во дворе, и на мостовой… Авдика проводил девушку
глазами.
– Да нет, ничего, – донёсся голос Тилорна. –
Теперь им обоим только выспаться и…
Во сне всё воспринимаешь как должное, и Волкодав не особенно
удивился, увидев себя самого. Однако потом разглядел, что на том, другом, была
больно уж смешная одежда: сплошь кожаная, не разделённая на штаны и рубаху, да
к тому же неподпоясанная.
– Ну? – усмехнулся неведомый гость. –
Узнаёшь?
Волкодав молча смотрел на него, не зная, как отвечать. И
надо ли вообще отвечать.
Тот вздохнул, сделал какое-то движение… и перед Волкодавом
оказался его меч, вдетый в новенькие кожаные ножны.
– Теперь узнаёшь? – снова делаясь человеком,
поинтересовался меч.
Волкодав только и нашёлся спросить:
– Почему ты похож на меня?..
– А на кого мне, по-твоему, походить? – хмыкнул
тот. – На Жадобу?.. – Подумал и добавил: – Если хочешь знать, мы
с тобой похожи. Я тоже долго жил под землёй.
– Тебя положили в могилу? – сразу угадал
Волкодав. – Кем он был?
Меч скрестил ноги, устраиваясь поудобнее.
– Он был сыном большухи рода Ежа. В двенадцать лет ему
нарекли имя, и они с отцом поехали в род Скворца – просить бус у дочери
тамошней госпожи. Она той весной как раз вскочила в понёву…
Волкодав вспомнил беленькую девочку, одарившую его искристой
хрустальной горошиной, и улыбнулся. Ей, малявочке, выткут понёву ещё годика
этак через три. Тогда и придёт ей пора дарить ясную бусину тому, кто достоин.
Вспомнит ли она случайную встречу в «Белом Коне»? Или послушает мать, которая
наверняка скажет ей, что та бусина не считается? А может, всё-таки не позабудет
старую яблоню и Серого Пса, которого не надо было бояться?
Когда-нибудь он разыщет её…
– Ежонок понравился Скворушке, – продолжал
меч. – Их хорошо принимали. Но на третий день в деревню забежал бешеный
волк. Ежонок был крепким и храбрым парнишкой. Он оборонил девочку и ударил
зверя ножом, но тот успел его укусить.
Волкодав молча кивнул. Он видел бешеного волка и помнил, как
сам чуть не умер от страха.
– Он умер, и Скворушка взяла в мужья его брата, –
сказал меч. – Потому что теперь у них знали, кто такие Ежи. Но прежде оба
рода послали к великому кузнецу и попросили выковать меч, которого незачем было
бы стыдиться и кнесу.
Лучшими кузнецами всегда были мы, Серые Псы, подумал
Волкодав.
– Лучшими кузнецами тогда были Серые Псы, – сказал
меч. – Они даже не ставили на мечах своих клейм: знающему человеку и так
было ясно, кто выковал. Так я появился на свет. Меня похоронили вместе с
Ежонком, и я пролежал под землёй двести лет. Могилу разорил Жадоба, и в его
руке я впервые попробовал крови.
Он произнёс это с таким отвращением, что Волкодав не
удержался и сказал:
– Все мечи проливают кровь.
– Мечи исполняют то, для чего их ковали, –
прозвучало в ответ. – Меня сделали для того, чтобы я отгонял зло.
– Я тоже дрался тобой, – заметил Волкодав. –
Может, мне тебя… назад отнести?
– Тот курган для меня – как для тебя твой прежний
дом, – ответил меч. – Ты ведь не будешь больше там жить… Жалко, не я
могильному вору пальцы отсёк, – добавил он со вздохом. – Ладно,
спасибо Создавшим Нас и на том, что дерёшься ты не хуже других…
Волкодав промолчал.
– Мы, мечи, не любим неправедных рук, – сказал его
удивительный собеседник. И вновь принял своё истинное обличье, но голос,
звонкий голос узорчатой стали, продолжал звучать: – Ты сам видел, как я
бросил Жадобу. А тебя не покину, пока ты меня бесчестить не станешь…
Всё расплылось. Волкодав перевернулся на другой бок, и
никакие сны его больше не посещали.
* * *
Ещё не проснувшись толком, Волкодав понял, что остался в комнате
один. И ещё, что час был не ранний. Пахло стряпнёй, доносился скрип половиц,
голоса, чей-то смех, время от времени – лай собак и крик петуха. Жизнь
гостиного двора шла своим чередом.
Вставать до смерти не хотелось, и Волкодав позволил себе
редкое удовольствие: несколько блаженных мгновений между бодрствованием и сном…
И тут же на него навалился кашель.
Он сел, торопливо вскидывая ладони к лицу, и сразу подумал,
что вчерашняя самонадеянность грозила дорого ему обойтись. Это был совсем не
тот кашель, которым наказывает человека случайно подхваченная простуда. Это
подавала голос рудничная сырость и темнота. Волкодав знал: ещё год-два на
каторге, и лежать бы ему где-нибудь в отвалах, на вековечном горном морозе. Ему
повезло, Боги вывели его на свободу. Но те, чьё искусство отогнало от него
смерть, предупреждали, почти как кнесинка Елень: побереги себя, Волкодав. Он
только кивал. Дел в жизни у него оставалось немного. Стать воином. И разыскать
Людоеда. А дальше…
Он провёл рукой по губам и посмотрел на ладонь. Ладонь была
чистая. Пока.
Стало быть, вчера он всё-таки надорвался. Причём по
собственной глупости. Дрался на поединке. Помогал колдуну тащить с того света
раненого арранта. Приводил в божеский вид самого колдуна. И всё в одно утро.
Жаловаться не на кого.
Нелетучий Мыш спрыгнул с насеста, которым служил толстый
деревянный гвоздь, и жалобно запищал, прижимаясь к груди Волкодава. Венн
усмехнулся и погладил зверька, пытавшегося поделиться с ним теплом. Совсем как
когда-то.
– Вот так, – сказал он Мышу. – Надо будет
крыло тебе поскорее поправить.
* * *
Как он и ожидал, Тилорн с Эврихом и Ниилит обнаружились
внизу. Они сидели за столиком возле окна, распахнутого на залитый солнцем двор,
и о чём-то увлечённо беседовали. Щенок лежал на полу у ног Ниилит. Волкодав
кивнул и вышел наружу.
Он мылся с остервенением, раз за разом обливаясь холодной
колодезной водой и докрасна надирая кожу обтрёпанным полотенцем. Потом вернулся
в корчму.
– Ели? – остановившись у стола, спросил он своих.
