Пригвождённый Людоед всё ещё ворочался и утробно хрипел, всё
ещё пытался неведомо зачем выдернуть из раны копьё. На ковре под ним
расплывалась тёмная лужа. Волкодав не смотрел на него. Он повернулся лицом к
югу, туда, где пролегал животворный путь Солнца, где высилось вечное Древо,
зиждущее миры, где в горнем океане зеленел Остров Жизни, священная Обитель
Богов. Туда, на этот Остров, ушли дети Серого Пса. Один Волкодав пережил всех,
чтобы вернуться и отомстить за истреблённый род, за поруганный дом, за
осквернённые очаги. И вот месть совершилась. Что же осталось? Немногое. Спеть
Песнь Смерти и шагнуть навстречу пращурам с погребального костра, в который
вот-вот превратится замок Людоеда…
Волкодав закрыл глаза, опустил руки и запел.
Этими словами его далёкие предки провожали и напутствовали
умерших. Их произносили воины его племени, оставшись в одиночку против сотен
врагов. Волкодав всего дважды внимал Песни Смерти: когда хоронили прабабушку,
потом деда. Цепкая память мальчишки запечатлела и сохранила услышанное. А
дальше у него было целых одиннадцать лет, чтобы накрепко затвердить каждое
слово. Чтобы стократ повторить Песнь по всем вместе и по каждому врозь…
Торопится время, течёт, как песок,
Незваная Гостья спешит на порог.
С деревьев мороз обрывает наряд,
Но юные листья из почек глядят.
Доколе другим улыбнётся заря,
Незваная Гостья, ликуешь ты зря!
Доколе к устам приникают уста,
Над Жизнью тебе не видать торжества!
Знала ли её теперь хоть ещё одна живая душа? Или сегодня
древняя Песнь звучала в самый последний раз, потому что у Серого Пса больше не
родятся щенята?
Незваная Гостья, в великом бою
Найдётся управа на силу твою.
Кому-то навеешь последние сны,
Но спящие зёрна дождутся весны.
Пол ходил ходуном, раскачиваясь всё сильнее. Жирный дым
начавшегося пожара царапал горло, вползая в открытую дверь. Души тех, за кого
отомстили, смогут воплотиться вновь и жить на земле.
Волкодав мельком подумал: удастся ли довершить Песнь…
Не удалось.
К его коленям прижалось что-то живое. Дрожащее. Плачущее.
Неохотно открыв глаза, Волкодав посмотрел вниз и увидел рабыню. Несчастная
нагая девчонка смотрела на него с ужасом и надеждой. Губы её шевелились, по
нежным детским щекам катились слёзы, голубые глаза молили спасти. От Людоеда,
ещё задыхавшегося у стены. От похотливых наёмников, которым она должна была
достаться назавтра. Из замка, готового рассыпаться под ногами…
В это время со стороны раскрытого окна-бойницы послышался
пронзительный писк. Волкодав вскинул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как
в комнату, усердно работая перепончатыми крыльями, влетели два больших
нетопыря. Они держали в лапках длинную палку: посередине её вверх тормашками
висел Нелетучий Мыш. Заметив Волкодава, он радостно заверещал. Нетопыри
взвились под потолок, и Мыш, отцепившись, свалился точно на голову другу.
– Пропадёшь! – сказал Волкодав и попытался
выпутать его из волос, чтобы снова усадить на палку и выпроводить вон.
Нелетучий Мыш весьма чувствительно укусил его за палец. И пропищал что-то своим
– знать, поблагодарил. Те бросили палку и вмиг умчались в окно.
– Ну, как знаешь… – пробормотал Волкодав, начиная
понимать, что умереть, как мечтал, ему не дадут. Две лишние жертвы на его
погребальном костре – это уж слишком. Нагнувшись, он перехватил ножом верёвку,
стягивавшую за спиной локти рабыни. Сдёрнул с ложа плотное покрывало, пропорол
посередине дыру и натянул на девчонку. Схватил её за руку и побежал вниз по
всходу.
Волкодав никогда не забывал мест, где ему довелось пройти
хоть однажды. Он мчался назад с уверенностью гончего пса, летящего по свежему
следу. Он помнил, где воткнул свои щепки и где видел факелы и светильники,
учинившие пожар. Когда огонь наконец преградил ему путь, он задумался лишь на
мгновение, соображая, удастся ли проскочить к следующему всходу. Этого
мгновения оказалось достаточно, чтобы из огня навстречу ему с рёвом вылетел
ополоумевший стражник. Волкодав отскочил прочь, но тот незряче пробежал мимо:
одежда горела на нём, роняя дымные клочья. Девчонка в ужасе завизжала. Волкодав
сгрёб её в охапку, сунул ей в руки Мыша, выдранного наконец из волос, замотал
обоих в покрывало и, пригнувшись, кинулся сквозь пламя.
Влажные волосы и кожаные штаны лишь отчасти предохранили
его. Ему показалось, что с обнажённого торса и босых ног начали сдирать кожу.
Кое-как заслонив локтем глаза, он стрелой пролетел десять шагов и уже выбегал с
другой стороны, когда стена по правую руку надсадно охнула, оседая. Дымящееся,
обугленное бревно выскочило из неё, крутанулось внутрь коридора и с силой
ударило Волкодава в бок, швырнув его на пол. Он сразу вскочил, понимая только,
что ещё жив и ещё может бежать. Вторая лестница была прямо перед ним, как он и
рассчитывал. Он бросился к ней и помчался вниз, прыгая через четыре ступеньки.
Где-то далеко наверху ещё раз взвыл Людоед. Взвыл так, что было слышно даже
сквозь гул пожара и крики мечущихся людей. Должно быть, огонь добрался до
опочивальни. Потом вой затих – уже навсегда.
Волкодав напарывался на воинов ещё несколько раз.
Большинство ни на что не обращали внимания, занятые поисками ближайшей двери
наружу. Лишь один что-то заподозрил при виде полуголого, покрытого копотью
незнакомца, чуть не волоком тащившего за собой зарёванную девчонку. Наёмник
схватился было за меч, но Волкодав, не останавливаясь, метко пнул его в пах,
чтобы впредь не лез не в своё дело. Воин согнулся, хватая ртом воздух пополам с
хлопьями гари. Обойдя его, Волкодав проскочил в дверь, что вела вниз, в
подземелье. Захлопнул её и на всякий случай повернул ключ, по-прежнему
торчавший в скважине замка с внутренней стороны.
В подвале сизыми волнами плавал удушливый дым, но заглянуть
сюда, кажется, никто так и не додумался. Дышать было нечем, настенный факел еле
чадил, треща и плюясь синеватыми язычками. Девочка слабо вскрикнула при виде
мёртвого палача. Потом ещё раз – когда увидела клетку.
Волкодав выругался. Освобождённый им узник, оказывается, не
сумел даже толком выползти из клетки сквозь открытую дверцу. Сил едва хватило
только на то, чтобы выпростать голову и плечи. Он лежал лицом вниз, измождённые
руки трепетали, пытаясь сделать ещё усилие.
Волкодав выругался снова и, почти не замедлив шагов,
нагнулся и подхватил его свободной рукой. Костлявое, чудовищно грязное тело
показалось ему невесомым. Узник дёрнулся, охнул, невнятно пробормотал «спасибо»
и повис, точно мокрая вонючая тряпка. Ещё несколько мгновений, и Волкодав стоял
перед дверью, что вела к тайному ходу, одну за другой ощупывая заклёпки: не
поддастся ли какая-нибудь.
Он был не вполне уверен, что сумеет высадить эту дверь, если
не разыщет скрытых пружин.
– Дай мне, юноша… – прошептал узник. – Я
знаю…
