Волкодав спорить не стал. Обхватил ладонями его рёбра и
поднял его перед собой, лицом к двери. В конце концов, этот малый безошибочно
навёл его на Людоеда. Почём знать – а вдруг не врёт и теперь.
Левая рука Волкодава чувствовала сумасшедший стук сердца,
метавшегося в бесплотной груди. Длинные пальцы пробежали по гладким струганым
доскам, нашли одну из заклёпок и, к некоторому удивлению Волкодава, отбили по
ней замысловатую дробь. Почти сразу в недрах стены начала переливаться вода,
послышался знакомый скрежет, и дверь поехала в сторону.
Но в это время откуда-то сверху долетел страшный удар и
затем – тяжёлый, медленный грохот. Замок Людоеда превращался в пылающие руины.
Дрожь сотрясла пол и стены подвала, упала каменная плита, с шумом посыпался
песок и мелкие камешки. Факел зашипел и погас, оставив беглецов в кромешной
темноте. Но хуже всего было то, что дверь, отойдя от стены на три ладони,
остановилась. Волкодав налёг изо всех сил, пытаясь раскачать и сдвинуть её.
Тщетно.
Ему не понадобилось примериваться к щели, чтобы понять: для
него, единственного из троих, она была слишком узка. Он пожал плечами и
улыбнулся в первый раз за долгое, долгое время. Итак, Песнь Смерти всё-таки
будет допета. Теперь ему с лихвой хватит для этого времени. Знать бы только, с
какой стати Хозяйке Судеб понадобилось захлопывать ловушку как раз тогда, когда
он всерьёз понадеялся выжить.
Почему ему не дали скорой и честной смерти в рушащемся
замке, заперев вместо этого, точно крысу, в зловонном подвале вместе с трупом
задушенного палача?..
Может, Боги отсрочили его гибель ради того, чтобы он спас
этих двоих? Какая участь им предназначена?..
А может, сидевшего в клетке не зря величали волшебником?
Что, если он успел запятнать себя столь страшным пособничеством Тьме, что
выпустивший его должен был неминуемо занять его место и сам принять последние
муки, которых тот избежал?
Волкодав выдрал из волос верещащего, кусающегося Мыша и
вновь отдал девочке, завернув в край покрывала, чтобы он не исцарапал ей руки.
Подвёл её к двери – она не видела в темноте и испуганно жалась к нему – и
вытолкнул наружу. Гибкое тело проскользнуло в щель без труда.
– Там будут ступеньки, не поскользнись, – сказал
он ей, поднимая беспомощного волшебника и отправляя его следом за ней. –
Слезай в воду и плыви налево, в тоннель. Не бойся решётки, она сломана. Вытащи
с собой эту кучу костей и Мыша, если сумеешь. Давай шевелись.
Он оказался совсем не готов к тому, что за этим последовало.
Девчонка отчаянно зарыдала, выскочила обратно сквозь щель и неловко обняла его
впотьмах, уткнувшись мокрым лицом в его голую грудь. Волкодав ошарашенно замер
и какое-то время стоял столбом, не в силах пошевелиться или заговорить. Потом
оторвал её от себя и выпихнул на ту сторону, напутствовав крепким шлепком пониже
спины:
– Пошла, говорю!
А у самого мелькнула кощунственная мысль: не попробовать ли
дверь, через которую они с ней вбежали сюда. Проход наверняка завалило, но мало
ли…
И на что понадобилось этим двоим – и Мышу – заново будить в
нём желание жить, если всё должно было кончиться именно так?
– Дитя моё… – услышал он тихий голос волшебника и
понадеялся, что тот лаской сумеет сделать то, чего он не сумел грубостью.
Однако волшебник сказал: – Дитя моё, не сумеешь ли ты дотянуться до
третьего сверху камня в дальней стене, в углу напротив двери?
– Зачем?.. – всхлипнула девчушка.
– Речь идёт о том, – гаснущим голосом пояснил
волшебник, – чтобы наш добросердечный друг сумел к нам присоединиться…
Если дотянешься, надави нижний угол…
Человек, наделённый ростом Волкодава, легко достал бы третий
камень, даже не поднимаясь на цыпочки. Рабыня была меньше его на две головы.
Она ощупала стену и принялась прыгать – молча, упорно, в кромешном мраке раз за
разом пытаясь ударить занесённым кулачком по нужному месту. Волкодав устало сел
на пол и попытался не думать о нечаянном объятии, о прикосновении тоненького,
трепещущего тела. Возбуждение битвы догорало в нём, к обожжённой коже было не
прикоснуться, а правый бок налился болезненным жаром и, кажется, опухал.
– Надо было по-другому расположить сенсоры, –
пробормотал волшебник. – Хотя…
Волкодав не понял мудрёного слова. Но спрашивать не стал.
– Хватит! – зарычал он в темноту. –
Убирайтесь!
На тех двоих это не произвело ни малейшего впечатления.
– Дитя, – удивительно спокойно сказал
волшебник. – Подойди сюда. Сядь. Вот так. Дай руку… Я знаю, что сейчас у
тебя получится. Ты можешь. Попробуй.
И девчонка допрыгнула. Со сто первого, а может, с двести
первого раза. Крепкие ноги бросили вверх лёгкое тело, и разбитый в кровь
кулачок пришёлся по нижнему углу камня, третьего сверху в дальней стене. Сперва
ничего особенного не произошло. Но потом какая-то неодолимая сила навалилась на
дверь, с одинаковой лёгкостью сокрушая дубовые доски и толстые бронзовые заклёпки.
Поднявшийся Волкодав вскинул глаза, зрячие в темноте, и увидел, что каменная
притолока начала медленно опускаться. Он слышал, как охнул волшебник, задетый
отлетевшим обломком. Опустившись примерно до середины двери и раскрошив её в
щепы, притолока остановилась. Волкодав вышиб ногой остатки досок и живо
оказался на той стороне. Снова поднял волшебника и молча зашагал вперёд, туда,
где ожидали ступени и холодная вода в каменном тоннеле, сулившая волю.
Солнце близилось к полуденной черте. Волкодав сидел на
берегу речной заводи, обхватив руками колени, и не думал ни о чём.
Вчера он собирался по собственной воле оборвать свою жизнь.
Чем бы ни кончилось дело, такие решения никогда не проходят даром, даже если
навеял их минутный порыв. А для Волкодава это была цель, к которой он шёл
одиннадцать лет. Ради которой жил. Ради которой бессчётное число раз оставался
в живых. Он никогда не загадывал, что там может быть после. После?.. Зачем? Для
кого и для чего? «После» попросту не было.
Вчера кончилась жизнь. Дальше…
Волкодав сидел неподвижно и смотрел перед собой, точно в
стену, и в голове было пусто, как в раскрытой могиле, в которую забыли опустить
мертвеца.
Волшебник лежал неподалёку, подставив солнечным лучам
счастливое слепое лицо, – чисто вымытый, уложенный на дырявое покрывало и
в него же закутанный. Нелетучий Мыш, никогда не доверявший чужим, преспокойно
сидел у него на животе и не думал противиться внимательным пальцам, ощупывавшим
порванное крыло.
Волкодаву было, собственно, наплевать, и всё-таки в душе шевелилась
тень праздного любопытства. Накануне он был уверен, что выволок из подземелья
древнего старца, но теперь видел, что ошибся. Спутанные бесцветные космы,
полные грязи и насекомых, после знакомства с корнем мыльнянки и костяным
гребешком, отыскавшимся в мешке Волкодава, превратились в пушистые пепельные
кудри, отросшие в заточении до ягодиц. Волшебник всё просил состричь их
покороче, но Волкодав отказался наотрез. Сидя в клетке, простительно было
поглупеть. Но уж не настолько. Едва выйти на волю и тут же бросить свои волосы
на потребу нечисти и злым колдунам!.. Только этого не хватало!..
