– А вот зачем!..
Он вдруг скакнул на полшага вперёд, низко пригибаясь, и
Волкодав успел подумать: нож, верно, свистнет сейчас в него, кабы резьбу на
стене маронговой, красивой, не попортил… но что именно собирался делать сегван,
узнать ему не довелось. Потому что Мыш, и без того обозлённый, окончательно
убедился: на них с Волкодавом собирались напасть. Он яростно закричал и
бесстрашно ринулся на обидчика, в очередной раз позабыв, что кнут надсмотрщика
Волка когда-то отнял у него способность летать. Равно как и то, что волшебник
Тилорн ему эту способность вернул. Мыш попросту взмахнул крыльями и бросился
сегвану в лицо…
И полетел.
И вдруг сообразил, что ЛЕТИТ.
Он метил укусить человека за нос, но от неожиданности
промахнулся и оцарапал ему щёку. Боевой клич сменился воплями ужаса. Бестолково
кувырнувшись в воздухе, зверёк пушистым комочком метнулся обратно к Волкодаву и
юркнул за пазуху.
Весь полёт занял мгновение. Сегван, которому вдруг понеслось
в лицо что-то чёрное, истошно орущее и злобно щёлкающее зубами, выронил нож и
отшатнулся, запоздало вскидывая ладони. Споткнувшись, он потерял равновесие,
взмахнул руками и неловко сел наземь.
Отроки и молодые витязи, собравшиеся у крыльца, дружно
грянули хохотом. Тому, кто явился славы искать, такой хохот хуже боевых стрел.
Сегван вскочил, бешено озираясь. Волкодав надеялся, что у него хватит ума
пересилить себя и посмеяться вместе со всеми. Не хватило. Парень сгрёб
оброненный нож и со всех ног кинулся за ворота. Не бывать ему телохранителем
кнесинки, не бывать.
Волкодав вытянул из-за пазухи взъерошенного, скалящегося
Мыша и высоко подбросил его на ладони. Мыш по привычке жалобно завизжал, но
потом развернул крылья и приземлился с достоинством.
– Ну вот, давно бы так, – сказал ему
Волкодав. – Всё, хватит придуриваться!
Они снова стояли на прибрежной поляне, только теперь рядом с
кнесинкой был не один Волкодав, а все трое телохранителей. Венн взялся-таки
учить молодую правительницу давать отпор, а заодно натаскивал и братьев Лихих.
Опять же было кому посмотреть вокруг, пока двое других катали друг друга по
высохшим сосновым иголкам и больно впивавшимся шишкам…
Храбрая кнесинка привезла на дне седельной сумки мужские
порты, облачилась в них за кустом и потребовала, чтобы её не щадили:
– Взаправду жалеть ведь не станут…
– А синец вскочит, госпожа? – спросил Лихослав.
Вот именно, подумал Волкодав.
– Нянька увидит, расшумится… – сказал Лихобор.
– Да знает она! – снимая с головы серебряный
венчик и по примеру Волкодава повязывая лоб широкой тесьмой, сообщила им
кнесинка.
Венн смотрел на неё, нежную, домашнюю, полнотелую, стоявшую
в нелепых мужских штанах между двумя крепкими, поджарыми, злыми в драке
парнями, и было ему невесело. Почему, в сотый раз спросил он себя, сильный присваивает
себе какие-то права только потому, что силён? У силы есть одно святое право –
защищать того, кто слабей. Женщину, ребёнка, калеку… Ответь, справедливое Око
Богов, что же это за мир, где мудрым и добрым приходится учиться жестокости?
Где женщина, созданная ласкать и рожать, готовится убивать и калечить? Просто
потому, что без этого самой недолго пропасть?..
Волкодав успел уже обучить всех троих хитрому навыку падать
в любую сторону, не расшибаясь и не ломая себе руки-ноги, а потом сразу
вскакивать, не охая и не держась за отбитые бока. Настал черёд самого простого
приёма.
– Держи меня за руку, госпожа, – сказал он. –
Нет, не этой, другой. Крепче держи, ты нападаешь. Или у меня нож, а ты поймала.
Вот так.
Кнесинка ухватила его повыше запястья и стала держать.
Волкодав отшагнул вбок, слегка довернул кисть, присел, нырнул, и рука кнесинки
оказалась невозможным образом выкручена. Всё это венн, науки ради, проделал
очень медленно и осторожно, но «нападавшей» только и оставалось, что ахнуть и
неуклюже завалиться. Это называлось «Благодарность Земле». Кнесинка поднялась
на ноги, кусая губы и хмурясь.
– Теперь ты меня роняй, госпожа, – сказал
Волкодав.
Братья Лихие, стоявшие рядом, пробовали повторять их
движения.
Елень Глуздовна пошевелила рукой, зажатой в его ладони, и
смущённо пробормотала:
– Да я же тебя с места не сдвину…
– Сдвинешь, государыня, – пообещал Волкодав. И
добавил: – Ты меньше меня, тебе ещё и удобней.
Как и в какую сторону отступать, кнесинка уяснила с третьего
или с четвёртого раза. Потом пустила в ход вторую руку, но просунула её не
сверху, как полагалось, а снизу. Волкодав поправил и посоветовал не спешить,
следить разом за руками и ногами. Кнесинка попробовала нырнуть, но слишком
рано, и он легко удержал её:
– С этим погоди, не то опрокинут.
В конце концов она всё сделала правильно и от души выломала
ему руку, укладывая на землю. Близнецы, привычные к потасовкам, постигли приём
гораздо раньше неё и уже вовсю валяли один другого по поляне, только знай
отряхивали сухие иголки, липнувшие к потным лоснящимся спинам. Волкодав ещё
несколько раз дал кнесинке себя повалить, потом подозвал Лихобора, а девушку
поручил Лихославу. И почти сразу понял, что поспешил. Первый блин вышел комом.
Взрослый парень был намного сильней кнесинки, вот только соразмерять силёнку не
научился: молодая правительница зашипела сквозь зубы и принялась яростно тереть
помятую кисть. Лихослав испугался, бросился её поднимать. Кнесинка села, и из
глаз сами собой хлынули слёзы. Она вытирала их о штанину и сердито шмыгала носом.
Сама рада была бы остановиться, но не могла. Волкодав отлично помнил себя
мальчишкой и знал, что это такое. Обида тела, ни за что ни про что наказанного
неожиданной болью. Так бывает, когда моешь пол, хочешь выпрямиться и с маху
бьёшься головой о Божью Ладонь. Ещё он знал, что пуще всего сейчас кнесинке
хотелось всё бросить, сесть на лошадь и ускакать домой. Туда, где ждёт лавка,
застланная пуховой периной. И мисочка с финиками и мытым изюмом для услаждения
души. И руки-ноги никто оторвать не норовит… Зачем муки принимать, пусть бы
мужики друг друга ломали. Ей – себя холить, ей – по садику с цветами заморскими
неспешно гулять…
Трое мужчин сидели на корточках вокруг и на всякий случай
помалкивали, и о том, что телохранителям следовало ещё и озираться по сторонам,
памятовал один Волкодав.
Кнесинка встала, решительно высморкалась и что было силы
вцепилась здоровой рукой в запястье Лихослава:
– Давай!
– Государыня… – струсил отрок.
Волкодав вмешался:
– Давай, Лихослав, только… во всю силу – со мной одним.
Юнцу всегда охота скорей прихвастнуть едва добытым умением,
скорее пустить в ход науку, особенно воинскую… Волкодав был старше братьев
всего-то года, может, на три, но, думая так, чувствовал себя едва ли не дедом
мальчишкам. Лихослав с запозданием, но всё же сообразил, что здесь, как и на
мечах, не сразу хватают острые боевые клинки, сперва балуются деревянными. И в
памяти затвердится, и не убьёшь никого…
