Мыш высунул нос из-за пазухи, понюхал сырой воздух и снова
спрятался в привычное тепло – досыпать. Рядом с крыльцом был просторный навес,
устроенный нарочно затем, чтобы в непогоду ставить коней. Волкодав обтёр
благодарно фыркавшего Серка, криво усмехаясь бесстыдной, неизвестно откуда
взявшейся мысли. Не умела пёсья нога на блюде лежать…
Братья Лихие неслышно возникли из-за угла и стали тихо-тихо
красться к нему, хоронясь в глубоких потёмках.
– Утро доброе, – негромко сказал им Волкодав.
Из темноты долетел слитный вздох, и братья подошли, уже не
таясь.
– Как заметил-то?.. – спросил Лихослав. Редкое
утро они не задавали Волкодаву этого вопроса. Тайком подойти к нему было
безнадёжной затеей, но упорные близнецы не оставляли попыток.
– Я вижу в темноте, – сказал венн.
– Научишь? – сразу спросил Лихослав. Он был
старшим из двоих и нравом побойчее.
Рассудительный Лихобор толкнул брата в бок локтем:
– Ты что, с этим только родиться…
– Я в руднике научился, – сказал Волкодав. –
Привык в темноте.
К его ужасу, близнецы переглянулись чуть ли не с завистью.
Оба были принаряжены. Когда они вывели коней, те оказались вычищены так, словно
братьям предстояло красоваться на них посреди торга, а не скакать по грязи.
Первый раз – всегда первый раз, что там ни говори. Первая любовь, первый бой…
первая поездка в свите кнесинки… Хочешь, не хочешь – запомнится на всю жизнь.
Большак на подступах к городу давно уже собирались
замостить, да не деревянными брёвнами, как было принято у сольвеннов, а камнем,
по-нарлакски. Все сходились на том, что камень не скоро расплющится под
колёсами повозок и подкованными копытами коней и уж точно не будет каждую весну
и каждую осень расползаться непролазным болотом. Не было согласия лишь в том,
кому расстёгивать на общее дело мошну. И потому хорошее общее дело, как
водится, не двигалось с места.
Дорога сперва вела вдоль Светыни, потом свернула на юг, мимо
Туманной Скалы, утопавшей в низких облаках, и лошади сразу пошли легче. По
велиморскому тракту до сих пор ездило не так уж много народа, а значит, и грязи
особой здесь пока не было. Пока. Если всё пойдёт так, как задумывали кнес,
дружина и премудрые галирадские старцы, – станет Галирад ещё одними
морскими воротами Велимора. Тогда-то повозки по этой дороге покатятся одна
вперёд другой. И, может, сыщутся наконец денежки на каменную мостовую. Если
только опять что-нибудь не помешает…
Кнесинка Елень жадно смотрела вперёд, и Волкодав видел, что
она сильно волновалась. Вот-вот покажется из тумана знакомый стяг – белая
птица, мчащаяся по алому полю, – и отец-государь прижмёт к сердцу
красавицу дочь, с самого начала весны соблюдавшую для него город. Что ж
разумная кнесинка трепетала, словно мальчишка перед Посвящением в мужчины?
Боялась, кнес не похвалит?.. За что?..
– Увидишь их, госпожа, не скачи сразу вперёд, –
предупредил её Волкодав, когда садились на лошадей. – Только если отца
узнаешь доподлинно. Мало ли…
– Ишь, раскомандовался, совсем стыд потерял!.. –
тут же заворчала Хайгал. Волкодав не стал отвечать, да и что ответишь вредной
старухе, но кнесинка согласилась неожиданно кротко:
– Как скажешь…
Вместе с нею встречать вождя ехал со своими отроками
Лучезар. Отроки, сидевшие на крепких и быстрых конях, рассыпались далеко вперёд
по дороге – высматривать передовых всадников кнеса. Сам Лучезар ехал подле
«сестры» и вначале всё пристраивался по правую руку, тесня конём Волкодава, но
кнесинка велела ему занять место слева, и ослушаться боярин не посмел, хотя и
рассердился. А Волкодав на сей раз встал чуть впереди. Он ехал, откинув на
спину плотный рогожный капюшон и чувствуя, как под одеждой расползается
сырость. Он не оглядывался на близнецов, чьи кони рысили позади Снежинки. А что
оглядываться. Каждый из троих до последнего движения знал, как в случае чего
поступать.
Кнесинка молчала, съёжившись под плащом из дублёной кожи, не
пропускавшим дождь. Словно не отца любимого едет встречать, подумалось
Волкодаву, а… Чего-то она ждала от этой встречи, чего-то не особенно
радостного. Э, осенило его вдруг, да уж не просватал ли её многодумный
родитель?.. То-то она взялась выспрашивать, как и что с этим у веннов и бывает
ли, чтобы за нелюбимого… Такое на ум взбрести может, только если самой вот-вот
предстоит. Ну как есть просватал! За кого-нибудь из нарочитых мужей Велимора, и
догадай милостивая Хозяйка Судеб, чтобы не был вовсе уж старым, злым и
противным…
Волкодаву стало жаль кнесинку, которую он не то что выручить
из этой беды – даже и словом разумным утешить не мог. Ещё он подумал о том, кто
к кому, если всё действительно так, жить переедет. Кнесинка в Велимор? Или
знатный жених – к новой родне и новым союзникам?.. И, если переезжать выпадет
кнесинке, пожелает ли она взять его, Волкодава, с собой? И что тогда делать
Тилорну, Ниилит, Эвриху и деду Вароху с внучком Зуйко?..
Вот так, усмехнулся он про себя. Ни они без меня, ни я без
них. Семья. Моя семья…
И тут из-за серой завесы дождя, ослабленный расстоянием, но
ясный и звонкий, долетел голос рога.
Елень Глуздовна, понятное дело, вмиг позабыла все обещания и
ударила пятками кобылицу. Волкодав, нарочно ради этого державшийся чуть
впереди, перехватил поводья. И не выпустил даже тогда, когда из мокрой мглы
вынырнул растрёпанный отрок:
– Кнес!.. Кнес едет, сам видел!.. Да вон уже
показались…
Сквозь пелену дождя и вправду можно было разглядеть силуэты
всадников. Слышался смех, радостные голоса.
– Догоняй, сестра! – боярин Лучезар послал вперёд
жеребца и ускакал по травянистой дороге.
– Ты уже слышишь голос отца, госпожа? – спросил
Волкодав.
Кнесинка Елень только кивнула в ответ. Она смотрела на
Волкодава с каким-то чуть ли не отчаянием. Так, словно не хотела, чтобы он её
отпускал. Венн убрал руку с поводьев и сказал:
– Поедем, госпожа.
Снежинка под ней танцевала, просилась скакать следом за
всеми. Кнесинка решилась, дала ей волю, и кобылица, резво взяв с места,
полетела вперёд.
Наверное, Елень Глуздовна действительно удалась в мать.
Невысокий широкоплечий мужчина, отечески обнимавший её, был темноволос и
кудряв. Единственное, что у него было общего с дочерью, это серые, родниковой
чистоты глаза. Кнесинка взахлёб плакала и прижималась к его груди, нимало не
заботясь о том, что кожаный плащ распахнулся и холодный дождь вовсю кропил зелёные
клетки понёвы.
– …А уж отощала-то, отощала, одни косточки! Без отца
никак совсем есть перестала? Я-то считал, только в Велиморе красавицы тощими да
бледными стараются быть, думал, наши умней… Ан и ты туда же! – скрывая
дрожь в голосе, ласково выговаривал кнес. Потом посмотрел поверх головы дочери
и встретился взглядами с Волкодавом, державшимся в двух шагах. Венн молча
поклонился ему. Глузд Несмеянович внимательно оглядел нового человека и
легонько тряхнул дочь за плечо: – А это ещё кто при тебе? Не припомню
такого…
