– Сделай милость, государыня, надень кольчугу.
Кнесинка смерила его взглядом:
– Вот ещё… Не стану, незачем.
– Надень, госпожа, – повторил Волкодав.
Кнесинка вскинула глаза: он смотрел на неё спокойно и хмуро,
и было видно, что этому человеку давно уже не удавалось как следует выспаться. Наняла
охранять, так хоть не спорь, написано было у него на лице. Кнесинке стало
стыдно. Она опустила голову и взяла у него блестящую кольчугу, которой не могла
повредить даже морская вода.
Она не стала спрашивать венна, что там было у него на уме,
но заметила, что он неотступно держался между нею и берегом. Вот паром с
шорохом наехал плоским днищем на мелкий прибрежный песочек, стукнули о борт
ребристые сходни из еловых досок, способные выдержать нагруженную повозку.
Дунгорм позаботился загодя выстроить своих молодцов и сам вышел
поприветствовать кнесинку, как раз пересекавшую предел сольвеннской державы.
Торжества, однако, не получилось. Дунгорм недоумённо нахмурился, когда вперёд государыни,
закрывая и пряча её широкими спинами, на берег спустились трое телохранителей.
И каждый держал в руках снаряжённый лук со страшненькой бронебойной стрелой на
тетиве. Телохранители сразу провели девушку в шатёр, заботливо раскинутый
велиморцами. Следом туда же отправили служанок и няньку и, пока переправлялось
остальное войско, никому не позволяли высунуться наружу.
Оскорблённый Лучезар всем видом показывал, что не верит ни в
какую опасность. Он ушёл со своими в дальний конец поляны, и вскоре оттуда
донёсся перестук деревянных мечей. Вот уж чем Левый не пренебрегал никогда, так
это воинскими упражнениями.
Велиморский посланник, понятно, наведался в шатёр
засвидетельствовать своё почтение госпоже. Когда же вышел, то остановился
переговорить с Волкодавом, сидевшим у дверной занавески. Дунгорм был знатным,
родовитым вельможей, но молодость провёл при войске, в боевых походах, и не
привык считать разговор с простым воином за бесчестье. К тому же велиморец
неплохо понимал в людях и за время путешествия успел убедиться:
телохранитель-венн вовсе не был тупым звероподобным убийцей, которым считала
его половина галирадской дружины.
– Мы оба хотим благополучно довезти госпожу, –
начал Дунгорм. – И потому я не отказался бы знать, с какой стати ты так
ведёшь себя, Волкодав… тебя ведь Волкодавом зовут?
Венн отозвался безо всякой охоты:
– Может, и зовут.
На берегу суетился народ, с вновь причалившего парома
осторожно выкатывали повозку, рядом приставали кожаные вельхские лодки. Воины
выводили из воды устало отфыркивавшихся лошадей, одолевших Сивур. Волкодаву
позарез нужны были Мал-Гона или Аптахар, но этим двоим предстояло переправиться
ещё нескоро. Поэтому венн на берег почти не смотрел. Он не сводил глаз с рослых
елей, стеной обступивших прибрежную поляну.
– За что ты так не любишь боярина Лучезара? –
спросил велиморец. – Он храбрый воин и к тому же родственник госпоже.
Волкодаву не хотелось на это отвечать, и он промолчал.
Дунгорм же досадливо подумал, что галирадские витязи были не так уж неправы.
Одно добро: свирепый и непочтительный венн действительно охранял государыню,
как преданный пёс.
– Зря ты думаешь, будто никто, кроме тебя, не хочет
добра госпоже, – сказал Дунгорм и собрался уйти, но тут Волкодав быстро
посмотрел на него и проворчал:
– Что там я думаю, это дело десятое. Просто, если бы я
хотел убить кнесинку, я устроил бы здесь засаду.
Дунгорм сердито хлопнул себя по колену:
– Засаду!.. Это верно, поезд богатый, но воинов!.. Да и
кому бы?.. Уж не хочешь ли ты, Волкодав, показать, что не даром хлеб ешь?
При иных обстоятельствах Волкодав просто намертво замолчал
бы и не стал дальше с ним разговаривать. Однако нынче ему было не до себя. И не
до своей гордости. Вдобавок за время дороги он тоже присмотрелся к Дунгорму и
понял: нарлак был далеко не глупец и искренне заботился о кнесинке. И потому
Волкодав спросил его:
– Скажи лучше, почтенный посол, не видели ли кого твои
люди, когда устраивали лагерь?
– Никого, – пожал плечами Дунгорм. Потом, подумав,
припомнил: – То есть видели какого-то оборванца… охотника, наверное. Парни
сказывали, он так перепугался их, что удрал без оглядки. А ты – засада!
Волкодав впервые повернулся к нему, светлые глаза сделались
пристальными:
– А не свил тот охотник гнезда где-нибудь на дереве?
Вон в той стороне?
И он мотнул головой туда, где здоровенные ели росли гуще
всего, нависая над открытым пространством. Дунгорм ничего не ответил, но сразу
куда-то заторопился. Волкодав слышал, как велиморский посланник звал к себе
старшего над своими воинами. Если они там хоть что-нибудь найдут, сказал он
себе, ни одному слову Левого я больше не верю. Ни одному.
У велиморцев нашлись справные воины, сумевшие раствориться в
лесных потёмках и незаметно слиться с тенями. День прошёл тихо, но в сумерках
они заметили человека, бесшумно кравшегося к огромному дереву. Трёхсотлетняя
ель стояла в некотором отдалении от поляны, зато превосходила всех своих
соседок и высотой, и пышностью хвои. Велиморцы окликнули человека, когда он уже
собирался на неё лезть. Услышав оклик, он вздрогнул, а потом подпрыгнул, подтянулся
и с ловкостью кошки устремился вверх. Стрелы, однако, оказались проворней: одна
из них угодила ему в ногу, намертво пригвоздив. Несколько воинов уже проворно
карабкалось следом, надеясь изловить незнакомца и привести его на допрос.
Поднявшись к нему, они убедились, что опоздали. Человек понял, что не уйдёт, и
чиркнул себя по руке маленьким, но очень острым ножом, смазанным какой-то
отравой. Действовала отрава мгновенно: велиморцы спустили с дерева труп. Одет
же человек был в одежду охотника, изорванную и бедную.
Велиморские воины взобрались на дерево и обнаружили там
удобный помост из жердей, с которого как на ладони был виден весь лагерь. На
помосте нашли небольшой, но чудовищно сильный и дальнобойный лук с прочной
кожаной тетивой. И стрелы к нему. Половина стрел была увита смоляной паклей и
снабжена двузубыми наконечниками. Не больно-то отшвырнёшь, прекращая пожар. У
других на головках обнаружился яд. Тот же, что избавил от допроса стрелка.
Мёртвое тело, не поднимая особого шума, закопали под ёлкой.
Прежде чем хоронить, его тщательно осмотрели, но не нашли ничего, кроме
маленькой татуировки. Под левой мышкой убитого синел Знак Огня, вывернутый
лепестками вовнутрь.
Дорога впереди, как говорили, заблудиться не давала, но всё
же ключинские вельхи послали с кнесинкой проводника. Вернее, проводницу –
сероглазую воительницу Эртан. Благо решительной девушке случалось
путешествовать далеко от родных мест, в том числе и к Замковым горам.
Молодых воинов неудержимо притягивала гордая красота
вельхинки. Многие пытались найти к ней подход, но наталкивались на ледяное
презрение. А кто слишком уж разгорался страстью – получал свирепый отпор и не
знал потом, как скрыть синяки. Эртан сама выбирала, с кем ей дружить, с кем не дружить.
Через несколько дней пути само собой сложилось так, что воительница держалась
большей частью вблизи повозки кнесинки, стремя в стремя с Волкодавом, и без
устали рассказывала венну о местах, которые они проезжали. Очень скоро к ним
начали пристраиваться и Мал-Гона, и Аптахар, и даже Мужила. Занятные рассказы
Эртан с любопытством слушала сама кнесинка, ехавшая то в возке, то верхом на
Снежинке.
