— Только не пролей на подол ничего, — бубнит Женька. — Это все-таки мой любимый наряд.
— Конечно-конечно, — киваю я и пытаюсь заглянуть ей через плечо. — Что рисуешь?
Она тут же захлопывает блокнот.
— Эй! — напрягаюсь я. — У нас появились тайны?
— Ничего у нас не появилось, — смущенно отрицает Женя. — Просто я еще не закончила. Терпеть не могу показывать то, что еще не доведено до совершенства.
— Я только одним глазком… — Я просительно протягиваю руку к блокноту, но сестра только плотней прижимает его к груди.
В душе у меня, конечно, сразу шевелятся дурные предчувствия. Что она там рисует? Карикатуры? Фальшивые доллары?
— Если не дашь посмотреть, я обижусь, — сердито бурчу я.
Женька несколько секунд смотрит недоверчиво, но вид у меня достаточно грозный — она сдается, протягивает блокнот. Я проворно раскрываю его там, где вложен карандаш, и чувствую, как сердце пропускает удар. Последний начатый рисунок оказывается портретом Петрова. И что это значит?
— Откуда у тебя такой интерес к этому хлыщу? — я стараюсь звучать максимально апатично.
— Я просто пытаюсь его понять, — спокойно поясняет Женька. — Рисование — это мой способ познания мира. Когда я кого-то рисую, я словно проникаю в его мысли.
— Замечательно! — с сарказмом констатирую я. — Моя сестра пересмотрела «Битвы экстрасенсов». Не хочешь, кстати, поделиться тем, что ты там обнаружила в мыслях своего нового любимчика?
Она почесывает затылок и отводит глаза:
— Никита на тебя запал.
— Пфф! Что за глупости, Женя?
Сестра несколько секунд сердито хмурится, а потом выдергивает из моих рук блокнот:
— Можешь, не верить, но я так чувствую.
Да уж! Чтобы унять снова охватившее меня волнение, я ухожу в ванную. Включаю воду и в задумчивости присаживаюсь на унитаз. А ничего так Никита у Женьки получился. Симпатичный.
Воображение совершенно некстати подсовывает мне воспоминания о наших поцелуях, и меня снова обдает жаром. Ох! Да что это со мной такое, черт возьми? Может, это у меня так акклиматизация проходит? Или дело в еде? Должно же быть хоть какое-то объяснение для гормональной бури, так некстати разыгравшейся в моем организме.
Из груди вырывается тяжелый вздох. М-да, похоже, на одно только отталкивающее платье надеяться не приходится. Надо что-то еще придумать, что будет отвлекать меня от игривых мыслей.
Я несколько минут в задумчивости кусаю губы, а потом меня осеняет. Выскочив из ванной, я делаю страдальческий вид:
— Жень, а ты брала мазь от растяжений?
Сестра с неохотой отрывается от рисования и смотрит сквозь меня:
— А? Какую мазь?
— Ну эту, свою любимую — с красным перцем.
— Конечно, брала.
— Как же хорошо! — восклицаю я и на радостях немного выбиваюсь из амплуа страдалицы. — А то я тут очень неудачно спину потянула — прямо разогнуться не могу.
— Разве? — она смотрит на меня со скепсисом.
Я тут же сгибаюсь буквой «зю» и потираю поясницу:
— Ужас как болит! У меня, наверное, полоса неудач: утром — ногу потянула, сейчас — спину. Может, витаминов каких не хватает?
На лице Женьки появляется сочувственное выражение. Она спрыгивает с дивана и суетливо роется в чемодане:
— Да где же эта мазь? Точно ведь брала ее. У меня, кстати, еще и «Звездочка» есть — не подойдет?
— Нет, — угрюмо отказываюсь я.
— Нашла! — Женька наконец выуживает нужный тюбик и подает его мне. — Давай помогу намазаться?
— Не надо, — я шарахаюсь от нее, как гуманитарий от интегралов, но изо всех сил сохраняю на лице страдальческое выражение. — Сама справлюсь. Ты рисуй-рисуй! Препарируй мысли Петрова. Его психологический портрет мне еще понадобится.
Сестра корчит в ответ смешную рожицу.
Я снова закрываюсь в ванной и, раздевшись, проворно натираю мазью почти все участки кожи, которые будут прикрыты платьем. Только то, что под бельем, не трогаю — жалею себя. Кожу почти сразу начинает пощипывать. На плечах даже сыпь мелкая появляется. У меня, наверное, легкая аллергия на красный перец: мне от мази с ним регулярно хочется лезть на стену. Обычно я этого самого перца избегаю, но сейчас мне все его эффекты только на руку. Когда легкое пощипывание перерастет в персональный ад, я точно не смогу думать об интиме с Петровым. И это просто великолепно!
Я опять напяливаю платье и, выйдя из ванной, поправляю прическу. Кожу уже прилично печет, по всему телу распространяется легкий зуд.
- Тебе лучше? — заботливо спрашивает Женька.
— Ага, прямо на глазах выздоравливаю. — Я подхватываю камеру и выскальзываю из номера.
Глава 11. Никита
Время без пятнадцати восемь, но я почему-то не нервничаю. Я уверен, что Ника придет. А еще мне кажется, что «окучивать» ее осталось совсем не долго. Она, конечно, сбежала от меня, когда приперся этот идиот Валера, но побег явно дался ей непросто. Ника меня хочет, это факт. И совсем скоро ее оборона падет, рассыплется в труху.
Быстрей бы!
Мне не терпится избавиться от чертова наваждения и сосредоточиться наконец на работе. Мысли о Нике мешают думать о делах, отвлекают на себя всю мою энергию. И это изматывает. Да что там! Это доводит меня до ручки!
Но будем смотреть правде в глаза: одной горячей ночки, мне, конечно, не хватит. Ника зацепила меня конкретно, и переспать с ней надо раза три-четыре, чтобы «наесться» как следует. Иначе выкинуть эту распутную дурочку из головы не получится. Да! Готов поклясться на «Камасутре»: мне нужны три-четыре раза для воплощения всех своих хотелок. У меня тут уже такая обширная программа нарисовалась, что в одну ночь мы вряд ли уложимся.
