Смотреть на ее счастливое лицо становится невыносимо. На нем будто написано: «Гляди, Петров, как мне хорошо без тебя. Как я счастлива, что ты наконец отвалил».
— Блин, что-то мне тут не нравится, — сердито бурчу я, опустошая бокал до дна. — Может, куда-нибудь в другое место пойдем?
— Давай, — с несчастным видом кивает Валера.
Собираясь подняться из-за стола, я бросаю последний взгляд на злючку. Она красивым жестом поправляет волосы, а потом улыбка вдруг сползает с ее лица. К их с Женькой столику подваливают те самые качки, с которыми Ника недавно развивала коммуникабельность в буфете.
— Подожди, — я за плечо придерживаю уже пытающегося вскочить со стула Валеру.
Один из качков, похожий на побритую обезьяну, нависает над злючкой и говорит ей что-то с хамским видом. Второй — лысый — становится рядом с Женей и гладит ее по голове. Ника смотрит встревожено то на одного борова, то на другого. Потом подскакивает на ноги и пытается закрыть грудью сестру. Качки ржут, а меня по самую крышечку затапливает адреналином. Какого хрена этим уродам надо?
— Сиди здесь, — бросаю я Валере и тут же лечу к столику девчонок.
— Ребят, у вас опять какие-то проблемы?
Качки оборачиваются и смотрят на меня с плохо скрываемой ненавистью.
— Опять ты? — говорит лысый с досадой.
— Ага, — невольно ухмыляюсь я. — Оставьте девчонок в покое.
Тот, что похож на обезьяну, некоторое время сверлит меня взглядом, а потом вкрадчиво просит:
— Слышь, свали, пока цел.
— Лучше вы свалите.
Я разминаю костяшки пальцев и неторопливо наступаю на него. И в этот самый момент в скулу мне прилетает кулак лысого. Несколько неожиданно, скажем. Я почему-то не успеваю сгруппироваться и довольно беспонтово заваливаюсь тушкой на пол. Конечно, сразу пытаюсь подняться, но получаю в пятак уже от мужика-обезьяны.
М-да, так бездарно я еще драки не проваливал. Даже когда в третьем классе «бился» за школой с пацанами из параллельного класса, и то соображал быстрей.
Обезьяна пытается зарядить мне еще, но я, к счастью, успеваю откатиться чуть в сторону. Ника и Женька верещат на весь зал. Рядом с ними вдруг нарисовывается Валера и решительно бьет обезьяноподобного Женькиным блокнотом. Мужик-обезьяна чуть вздрагивает и смотрит на Пупса с неподдельным изумлением:
— А тебе-то чего, мальчик?
— Свинота! — выдыхает Валера и еще несколько раз хлещет его блокнотом по морде. Шлеп-шлеп… Выглядит весьма странно.
Обезьяноподобный с трудом выходит из ступора:
— Да я тебя сейчас по стенке размажу…
Я наконец мобилизуюсь и подскакиваю на ноги, отодвигаю Пупса в сторону, чтобы еще и ему не прилетело. И тут нам улыбается удача — к качкам подлетают охранники. Они быстро скручивают этих двоих и тут же куда-то волокут. А после ко мне подходит сразу несколько стюардов, просят пройти с ними, но я отнекиваюсь. Заверяю, что у меня все в порядке. Они отстают, а Ника вдруг ахает:
— У тебя кровь! — Она достает из сумки какую-то салфетку и пытается осторожно промокнуть мою скулу.
Ее прикосновение почти обжигает, почти лишает меня способности дышать, и мне это чертовски не нравится. Я жестко и решительно отодвигаю ее руку в сторону:
— Забей.
— Ссадины нужно обработать, — смущенно бормочет она. — У тебя есть перекись?
Я нарочно игнорирую ее вопрос, поворачиваюсь к Валере:
— Пойдем?
Он молча кивает. Через несколько секунд мы уже покидаем палубу и чапаем по лестнице куда-то вниз.
— Я тебя завтра с кем-нибудь познакомлю, ладно? — говорю я виновато. Мой педагогический настрой стремительно испаряется. На душе почему-то скребут кошки.
Пупс чуть обгоняет меня на ступенях, заискивающе заглядывает мне в лицо:
— Никит, ты только не обижайся, но мне что-то не хочется ни с кем знакомиться.
Я ухмыляюсь:
— Это ты еще просто во вкус не вошел.
***
Оказавшись в своей каюте, некоторое время стою, прижавшись затылком к входной двери. Вспоминаю злючку и чувствую странное опустошение. Она мне нравится. Очень нравится. Но «окучивать» ее, как прежде, совершенно нет желания. С ней мне хочется честности, хочется чего-то искреннего, настоящего. Того, что теперь мне, в принципе, не светит, а, значит, надо просто забить. Забить на Нику, забить на это странное чувство в груди, преследующее меня целый день.
Я кое-как отлепляюсь от двери и иду умываться. Лицо выглядит не очень: под носом запеклась кровь, скула рассечена и припухла, отдает синевой. И как мне завтра снимать?
Хотя нет, пофиг. Может, подписчикам это даже понравится — посмотреть на мою расквашенную рожу.
Чертыхаясь, я смываю кровь, а потом довольно грубо промакиваю лицо полотенцем. Прикасаться к скуле неприятно, но боль словно помогает собраться. Мною овладевает ледяное, апатичное спокойствие. Я выхожу из ванной и расстилаю постель. Лучшее, что можно сделать сейчас, — это лечь спать. Завтра новый день и новые мысли. Завтра — работа, которая всегда помогает мне забыть о проблемах.
В дверь стучат. Я замираю с подушкой в руках и некоторое время прикидываю, стоит ли вообще подавать признаки жизни. Видеть кого-то не хочется. Не хочется с кем-либо разговаривать. Я делаю медленный вдох, а потом неожиданно чувствую прилив адреналина.
А что если это качки из бара? Наверное, «отстегнули» охране и продолжают шарахаться по лайнеру в поисках приключений. И это хорошо! Меня, как никогда, распирает от желания кому-нибудь врезать.
Отбросив подушку, я решительно иду к двери и распахиваю ее одним махом.
На пороге обнаруживается смущенная Ника с пакетом ватных дисков и какой-то бутылочкой в руках.
— Привет, — говорит она, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Можно?
Я пропускаю ее в каюту и захлопываю дверь. Ника взволнованно облизывает губы. Несколько секунд она мнется, оглядываясь по сторонам, а потом все же набирается смелости и смотрит мне в лицо:
— Я тебе все-таки принесла перекись, чтобы ты…
