А он улыбался ей, взглядом освещая душу.
– Переводи!
– Что переводить?
– А что я тебе сейчас сказал.
– Что ты мне сейчас сказал?
– У меня есть совесть.
– Не знаю.
– Поэтому давай собирайся.
– Куда?
– Домой поедешь.
– Здесь мой дом!
– С мамой надо помириться.
– Я с ней не ссорилась!
– Она не так все поняла.
– Это ее проблемы.
– Я ей говорил, говорил… И все-таки уговорил. Давай, поехали, мама ждет.
– И это переводить? – усмехнулась Настя.
– В смысле переводить? – не понял Вадим.
– Не переводится! – отрезала она.
И с мамой она мириться не станет.
– Поехали! – Вадим легонько коснулся ее плеча.
В прошлый раз толкнул, а сейчас просто коснулся. А прикосновение такое волнующее, такое приятное, как будто под кожей, растекаясь по крови, лопнул пузырек со щекотной негой.
– Нет!
– Мама на самом деле ждет.
– Подождет!
– Не вредничай!
Он снова коснулся ее, слегка надавив локтем на плечо. В ответ Настя ткнула его коленкой в плечо.
– Поехали!
Он боком наклонился к ней и легонько толкнул плечом. Она ответила ему тем же, но с куда большей силой. Вадим отреагировал на это, как слон на дробину. Он же большой, сильный. Правда, Рому не смог одолеть, но Настя не хотела об этом говорить. Не было желания колоть Вадима шпилькой.
– Давай!
Он снова навалился на нее плечом. Она повернулась и оттолкнула его двумя руками. И так ей стало весело. На всю глубину души весело. До самого низа живота весело. И колокольчики там зазвенели, и бабочки запорхали. А еще самой захотелось взлететь высоко-высоко.
– Что тебе давать? – засмеялась она, с игривым ожесточением глядя на него.
– Мама ждет.
– Плевать!
Настя вдруг поняла, что должна поступать назло маме. Действительно, почему Вадим приехал, а не она? Почему она такая жестокая? Почему Настя должна любить ее и уважать? Почему она не должна злить ее.
– Нельзя так!
Вадим тоже повернулся к ней и ладонью взял за плечо, будто собираясь толкнуть. Но не толкнул. Настя почувствовала, как немеет рука от прилива ощущений.
– Можно?
– Нельзя.
– Можно! – Он пальцами взялся за короткий рукав ее футболки, оттянул ее.
А Настя в ответ схватила его за поясной ремень и дернула на себя. Как будто хотела оставить его без брюк… А может, и хотела!
– Нельзя.
Он снова дернул ее за рукав футболки, глядя на нее весело и вместе с тем завораживающе глубоко. И она дернула его за пояс, чуть сильней.
– Вы должны помириться, – сказал Вадим.
Он не хотел объяснять, почему Настя должна была помириться с мамой. Он просто дернул ее за рукав футболки. И она не хотела ничего говорить. Хотелось просто играть. И не просто…
Она снова дернула его за пояс.
– Нет!
– Надо.
На этот раз он просунул пальцы под рукав, сделав ее кровь огнеопасной.
– Нет!
Она схватила его за пояс, дернула раз, другой. А он смотрел ей в глаза, чиркая спичками.
– Нет! – Она снова дернула за пояс.
Вадим вдруг поднялся и склонился над ней, руками упираясь в спинку дивана. От него исходил аромат хорошего одеколона, но там же Настя уловила и запах свежего пота. Кровь вспыхнула как бензин.
– Да! – Он смотрел ей в глаза, и от волнения она вдруг перестала чувствовать свои ноги.
Может, потому Вадим и полез к ней под футболку, сильными пальцами массируя слабые бедра. Кто-то же должен был вернуть ей подвижность. И дар речи.
– Ты должна… – сказал он.
И вдруг, распрямляясь, оторвал Настю от дивана. Ноги взвились вверх, легинсы соскользнули с них. На диван она падала в одной только футболке. Ничего под ней. Ничего.
Настя чувствовала себя мышкой, забившейся в угол, а на Вадима смотрела как на кота. С ней играли в кошки-мышки, зато вернулась подвижность. Теперь она могла подобрать под себя оголенные ноги. Но что-то не хотелось шевелиться.
– И мы поедем, – сказал он, приложив руку к ее щеке.
– Куда?
Она не хотела тереться щекой о его руку, но голова сама пришла в движение. Вадим положил ее руку на пряжку своего ремня, и она стала расстегивать ему брюки. Она уже знала, куда они поедут. В конце концов, давно уже пора. А мама сама во всем виновата…
– Так нельзя, – сказал Вадим, опускаясь на диван.
– Можно.
Голова шла кругом, и Настя не совсем понимала, о чем разговор. Они вроде бы должны были ехать к маме, а она отказывалась. Вадим говорил, что не ехать нельзя, а она упрямо твердила, что можно. Все можно.
– Нельзя.
Он положил руку ей на коленку.
– Нужно.
Она сама развела ноги.
– Мы никому ничего не скажем, – прошептал он.
– Не скажем. – Она откинула голову назад.
Его пальцы подобрались к воспламененной точке, легонько надавили на нее, превращая огонь в настоящий пожар. И так хотелось сгореть дотла, до пепла, который затем развеять по ветру.
Вадим навалился на нее, она почувствовала толчок. Как будто что-то уперлось в стык между стенами, осталось только надавить, раздвинуть и протолкнуться. В пламени пожара мелькнуло знакомое лицо, это мама беззвучно кричала и тянула к ней руки. Кто-то должен был вытащить Настю из огня.
– Нет!
Она и сама не поняла, откуда у нее взялись силы. Отталкиваясь от Вадима руками, а от дивана – ногами, она выползла из-под завала. Вадим ткнулся ей головой в живот, руками схватил за талию, потянул под себя. И вдруг остановился.
– Пусти!
Настя снова толкнула его, но Вадим держал ее крепко. Но при этом даже не пытался раздвигать ей ноги. Просто лежал, прижимая ее к дивану.
– Я сейчас закричу! – предупредила Настя.
Она не шевелилась: неосторожное движение могло спровоцировать Вадима на продолжение, а ей это уже не нужно. А может, она просто вымоталась, и не было сил вырываться из слабеющих объятий.
– Мы с тобой оба виноваты, – сказал он.
– Жаль, что Рома тебя не убил.
Удивительное дело, злости не было. Мало того, Насте даже приятно было лежать рядом с Вадимом. Но при этом она искренне желала ему смерти. И жаль, что Рома не появлялся и не убивал его.
