– Давай! – толстощекий махнул в сторону шоссе.
– Слышала? Давай! – Его дружок втиснул свою пятерню между ног.
– Я так не могу! – Настя готова была кричать от охватившего ее ужаса.
– Она так не может, – сказал толстощекий.
Только тогда его дружок убрал руку. Но продолжал держать Настю за душу. И за шею.
Они выехали на шоссе, но вскоре толстощекий показал на дорогу, которая вела в заросли вдоль реки. Настя сначала свернула, только затем подумала. Похоже, она совершила непростительную ошибку. Время раннее, место безлюдное… А ведь она могла ослушаться. Достаточно было разогнать машину до сотни в час, на такой скорости водителя убивать нельзя.
– Давай сюда!
Толстощекий показал на грунтовую дорогу, которая спускалась к самой реке. Ивы и вербы застучали по кузову своими ветками, предупреждая Настю об опасности.
Она остановила машину возле самой воды, на маленькой полянке с большим кострищем посредине. Место для огня было огорожено крупными речными камнями и «украшено» мусором, бутылками, бумажными пакетами, пластиковыми ведрышками, в которых продают шашлык.
Сзади остановился сверкающий лаком «Гранд Чероки». Впрочем, ловушка и без того уже защелкнулась. Причем давно. Удавка сползла с шеи, Настя могла открыть дверь и убежать. Но куда? Поймают же.
– Купаться будешь? – спросил толстощекий.
Настя думала недолго.
– А можно?
Плаваньем она занималась не больше года, лавров на этом поприще не снискала, но кое-чему научилась. Вдруг ей удастся сбежать вплавь от своих похитителей.
– Мама разрешает, – кивнул толстощекий.
– Мама?!
Настя зависла в раздумье. А если это мама наняла бандитов, чтобы ее Вадим никогда не ушел к Насте? В это невозможно было поверить, но еще совсем недавно Насте и в голову бы не пришло, что мама может устроить ей бойкот. Вдруг ее материнский разум заснул и переродился в чудовище?
– Хочешь, к маме?
– Э-э… Хочу!..
– Она ждет тебя на том берегу, – сказал щекастый.
– И мне можно к ней?
– Можно. Раздевайся… Догола.
– Хорошо!
Настя торопливо вышла из машины. Парень с шарфиком еще только открывал дверь, а она уже сняла олимпийку.
Из «Чероки» вывалился верзила с кривым носом, Настя к этому моменту сняла спортивные брюки. А когда стянула футболку, перед ней, преграждая путь к воде, встал толстощекий. Настя скрестила руки на груди.
– Я же сказал – догола, – Толстощекий повел головой в сторону реки.
Настя кивнула, сняла трусики – в надежде, что ее пропустят к воде. Но Толстощекий и не думал сходить с пути. Сзади стоял парень с шарфиком, справа – машина, слева – кривоносый. Она зажата со всех сторон.
– А мама разрешает тебе раздеваться перед парнями? – спросил Толстощекий, с вожделением глядя на нее.
– Нет! – Настя схватила олимпийку, лежащую на сиденье, но ее вырвали прямо из ее руки.
– А почему ты маму не слушаешься? – спросил Толстощекий.
– Я больше не буду! – Настя умоляюще глянула на него.
Она все поняла, и больше никогда не останется наедине с Вадимом, и пусть мама об этом знает. Может, она смилуется над глупой дочерью и остановит этот кошмар.
– Чего ты не будешь? – Толстощекий хищно усмехался, глядя на нее, как зверь на попавшую в когти жертву.
Он собирался вонзить в нее свои зубы.
– Раздеваться не буду, – жалко пробормотала Настя.
– Раздеваться можно. Одеваться нельзя… Ты же не будешь одеваться?
– Нет.
Настя готова была соглашаться со всем, лишь бы ее только оставили в покое.
– Ты шлюха?
– Нет!
– Ты шлюха, – кивнул Толстощекий.
И, схватив ее за руку, сгреб в охапку.
– Давай в машину! – сказал он кому-то из своих дружков.
Он развернул Настю спиной к себе, толкнул в машину и заставил животом лечь на сиденье водительского кресла. А парень скуластый, с большими как у бабы губами, схватив ее за руки, потянул на себя.
Один тащил ее в салон, другой пристраивался сзади, придерживая ноги. У Насти просто не было никакой возможности сопротивляться. Зато Толстощекий мог делать с ней все, что угодно.
И он сделал. Причем так грубо, что Настя едва не потеряла сознание от боли. И унижения.
Боль притупилась, а кошмар усилился. Сначала ее терзал один, затем другой, а после третьего Настю отпустили. Она упала на траву под колеса машины, мечтая умереть и сгореть в пламени костра. Только огонь мог очистить ее тело.
И очень хорошо, если пепел развеют по ветру. Маме от ее тела не должно достаться ничего… Ну как же она могла так поступить с родной дочерью?
– Ну что, в воду? – спросил губастенький.
– Сама утонула? – хмыкнул Толстощекий.
– Ну.
– После того, как мы в нее напихали?
– Ну, после такого нормальная баба должна утопиться.
– И стать русалкой, – хмыкнул кривоносый.
Настя кивнула, соглашаясь на такую смерть. Станет русалкой, заманит маму в реку и жестоко ей отомстит. Но сначала передушит своих мучителей.
– Тут наглухо надо, чтобы не всплыла.
– Здесь мелко, найдут… В землю надо…
– А лопата?
– Такую попку и в землю?.. – спросил Толстощекий. – Нерентабельно. И неблагодарно… Да и вообще, зачем грех на душу брать?.. Колеса у нас есть?..
Настя догадалась, о каких колесах шла речь. Таблетки растолкли, смешали с водой, и заставили ее выпить этот раствор. Настя и хотела, чтобы это был смертельный яд, но вскоре поняла, что всего лишь засыпает…
Глава 8
Лесю можно было сравнить с нимфой – красивая, полуголая, в прозрачных одеяниях. Но нимфы живут в лесах, в морях, в горах, а у Леси своя среда обитания – публичный дом. Нимфа борделя.
Мартын качнул головой, глядя на полуобнаженную красотку, которая приближалась к нему плавно покачивающейся походкой. Не звучит.
– Что-то не так? – Леся смотрела ему в глаза, как в зеркала, в которых могли отражаться ее недостатки.
– «Нимфа борделя» – не звучит. – Он снова качнул головой.
– Я нимфа, – кивнула она, распахивая прозрачный балахон.
Белый пояс под ним без подвязок, такого же цвета чулки на силиконовой резинке, вместо трусиков – едва заметный нашлепник в форме фигового листка.
– Но не борделя… Я нимфа рая… – сказала она. – Можешь называть меня просто ангелом.
