Использование советского представительства как базы разведывательного аппарата таило много опасностей. За деятельностью посольства и всеми его сотрудниками постоянно велась слежка. Посольство являлось центром, привлекавшим внимание разведок других стран. Провал агентуры компрометировал советские дипломатические учреждения и вызывал политические осложнения. В случае войны или внезапного разрыва дипломатических отношений ликвидировалась и база разведывательного аппарата, в результате чего вся агентурная сеть могла временно остаться без руководства. Еще большей ошибкой было размещение центральной резидентуры в здании, экстерриториальность которого была под сомнением.
Постоянное представительство СССР в Пекине было не только центром разведывательной работы, но и центром всей секретной деятельности советских представителей в Китае: через посольство проходила связь с советниками, компартией, Гоминьданом, национальными армиями: в посольстве находился областной комитет компартии Китая; здесь скрывался ряд крупных работников партии и т. д. Все это, разумеется, не могло пройти мимо соответствующих контрразведывательных органов и мешало поддержанию необходимого уровня секретности тех или иных мероприятий.
Безусловно, были допущены существенные ошибки и в построении разведывательной сети. Центральная резидентура в Пекине, опиравшаяся на полпредство, руководила (или во всяком случае поддерживала связь) всеми резидентурами в Северном и Центральном Китае, в Маньчжурии, в Корее (Сеул) и формально на Юге Китая (Кантон). В результате такой централизации налет на посольство поставил под угрозу провала всю агентурную сеть в Китае.
По свидетельству А.И. Огинского, сосредоточение всей секретной работы в посольстве создало громоздкий секретный архив, разбросанный по различным помещениям полпредства. Возможность обыска в полпредстве и меры к уничтожению архива заранее не были предусмотрены.
Нарушение правил конспирации привело к такому положению, когда «военный городок» был сразу отрезан от постоянного представительства, значительную часть бумаг не успели сжечь, работники китайской партии были арестованы, а сейф начальника резидентуры, как мы уже упоминали, целиком попал в руки полиции.
Как позднее докладывал начальник центральной пекинской резидентуры, среди документов. хранившихся в его сейфе и попавших в руки полиции, была его переписка с Москвой, которая могла привести к провалу резидентов в Харбине, Мукдене. Калгане, Шанхае. Ханькоу и. возможно, в Сеуле и Дайрене. Огинским делался вывод, что изъятие документов из нашего учреждения знакомило противника с методами работы военной разведки и раскрывало ее организационную структуру. Пекинская агентура, по оценке резидента, была, возможно, лишь частично провалена по посольствам, вернее, всего «лишь по японскому посольству».
Для изучения захваченных материалов в ходе нападения на советское полпредство китайцами была создана специальная комиссия пекинского правительства, в состав которой вошли эксперты Генерального штаба Чжан Цзолиня, представители полицейских органов, китайского МИДа и переводчики, главным образом бывшие русские офицеры, служившие в частях Чжан Цзолиня. Фотографии документов предоставлялись в распоряжение английского, французского, американского и японского правительств. Часть фотографий была опубликована для всеобщего обозрения.
В руках китайских властей оказались не только шифры, но и «целые схемы коммунистических организаций», предписания и распоряжения из Москвы, распоряжения, даваемые официальными советскими лицами китайским коммунистам, обширная переписка делового характера между ответственными работниками большевиков в Китае, донесения агентов и списки большевистских агентов и т. д. Весь этот материал китайцами подразделялся на две основные группы: первая группа могла быть использована для «открытого выступления против СССР», а вторая — для чисто полицейских целей.
Англия принимала все меры к тому, как сообщал из Франции советский агент военной разведки, чтобы использовать всё найденное для нанесения решительного удара Москве, потому что. опираясь на захваченные документы, действительно представлялось возможным создать «единство великих держав против Москвы».
Первые документы, захваченные при нападении на советское посольство, были опубликованы в Пекине уже 19 апреля 1927 г. К концу июня было опубликовано уже около 30 таких документов. В аутентичности публикуемых в иностранной печати материалов сомневаться не приходилось.
Мукденские инициаторы налета на посольство СССР в Пекине, однако, не пошли на полный разрыв с советским правительством и сохранили дипломатические отношения.
Широкое использование действовавших членов партии, а также связь агентуры с советскими представительствами стали источником провала в апреле 1927 г. во Франции.
Полученная Разведупром из Парижа телеграмма сообщала об аресте 9 апреля 1927 г. помощника резидента С.Л. Узданского (находился на нелегальной работе в Париже с марта 1926 г. по паспорту литовского студента Стефана Гродницкого) и агента-связника Абрама Немировского, жившего по паспорту русского эмигранта Абрама Бернштейна. Узданский и Немировский были арестованы во время получения материалов от двух французских агентов-источников — сотрудников оборонных предприятий Франции.
Газетные публикации в Париже сообщали об арестах помощника секретаря парижской организации компартии Дадо, сотрудников оборонных предприятий, а также литовского студента Гродницкого и художника Бернштейна, которых полиция неоднократно видела вблизи авиационных и артиллерийских парков. Наконец, сообщалось об обыске в связи с арестом Дадо на квартире члена ЦК компартии Франции Жана Кремэ. Причиной ареста указывалось соучастие в шпионаже на национальных оружейных заводах.
Кремэ организовал многочисленную сеть информаторов в арсеналах, на военных складах. в портовых городах и типографии, выполнявшей заказы центров французской военной промышленности. Сеть Жана Кремэ была разветвленной и эффективной, но не очень профессиональной в плане конспирации. В конечном итоге осведомленными оказалось слишком много людей, что не могло не таить в себе опасности провала. В апреле 1927 г. во Франции было арестовано около 100 человек. Однако суд признал виновными лишь восьмерых, из которых двое — сам Кремэ и его гражданская жена Луиза Кларак (Тибо) с сестрой — успели выехать в СССР.
Вот как описывал это происшествие советский журнал «Суд идет!» (1928, № 1): «Были арестованы два иностранца: русский литовец студент Гродницкий [С.Л. Узданский] и просто русский — художник А. Бернштейн… В чем "обвинялись" задержанные? В военном шпионаже в пользу одной державы. Какими "уликами" пользовалась охранка для ареста именно этих лиц? Что она сообщила? Вот что. Студент Гродницкий интересовался документами относительно оборудования военных заводов. Для этой цели он пользовался материалами, находящимися в распоряжении секретаря редакции Провоста. Ио эти документы в редакцию сообщали Менетрие и Депуйи. Но эти документы у Провоста брал Бернштейн. А Гродницкий был знаком с Бернштейном. А какая-то родственница Бернштейна служила машинисткой в каком-то торгпредстве [его жена, Ф.С. Собольская. служила в торгпредстве СССР, там же работала и жена Узданского]… На суде Гродницкий категорически отрицал самый факт своего знакомства с остальными обвиняемыми. Его спокойным, достойным и выдержанным поведением восхищались даже представители буржуазной печати. Этого, к сожалению, нельзя сказать о Бернштейне. Больной, страдающий пороком сердца, он был избит после ареста по всем правилам международной охранки. Совершенно изнемогающий, Бернштейн, чтобы спасти остаток жизни, “признал”, что он получил и передал какие-то бумаги. Напрасно на суде он клялся в том. что “признание” его было вынужденным. Ему преподнесли его собственную подпись под протоколом, и он вынужден был признать её… 26-го июля 1927 г. суд вынес свирепый приговор. Гродницкий был приговорен к высшей мере наказания (в мирное время) — 5 годам тюремного заключения и 5000 фр. штрафа: Бернштейн и Менетрие — к 3 г. тюрьмы и 3000 фр. штрафа каждый…»
