Уверенность в том, что бронза является единственным надежным материалом для производства орудийных стволов, была настолько сильна в ту эпоху, что Альфреду, несмотря на орден почетного Легиона, так и не удалось получить военных заказов от Франции. С завидным упорством Крупп решил разослать в качестве подарка дворам Швейцарии, Австрии и России образцы своих стальных орудий с настойчивой просьбой испытать их в деле.
Таким образом, стальная пушка Круппа оказалась и в руках искушенных русских генералов во время царствования Александра II. День за днем русские артиллеристы стреляли из этого подарка Круппа по дальним целям и после четырех тысяч выстрелов скрупулезно осмотрели ствол на предмет возможных повреждений, но, как утверждают современники, не смогли обнаружить даже царапины. «Бронза, – вынуждены были согласиться генералы, – не выдержала бы таких испытаний». Это обстоятельство произвело на русских экспертов такое сильное впечатление, что на общем собрании решено было принять самые решительные меры относительно продукции фирмы «Фридрих Крупп», и чудо-орудие отправили в Петропавловскую крепость в музей артиллерии как некий каприз, этакую техническую причуду. Ситуация с пушкой Круппа один к одному напоминала ситуацию с аглицкой блохой из сказки Лескова; иностранная затея годами пылилась среди забытых вещей покойного императора Александра Павловича, пока на неё не обратили внимание.
Глава V
Королевская свадьба
Пятидесятые годы девятнадцатого столетия для немолодого уже Круппа стали временем больших перемен не только в профессиональной карьере. В жизни Альфреда образовалась невосполнимая пустота с того момента, как Ида оставила его дом. Тереза прекрасна знала, как приготовить любимое блюдо для своего сына, она мыла полы, убирала за Альфредом постель и держала весь дом в идеальном порядке. У Альфреда не было время на все эти заботы, к тому же он был воспитан в том духе, что труд мужчины и женщины должен был быть разграничен. Как и большинство мужчин средних лет, для которых неизбежно наступает критический период в жизни, Крупп начал оглядываться по сторонам в поисках подходящей пары. После успеха на лондонской выставке Альфред все чаще и чаще начинает испытывать вполне понятное беспокойство. В письма к одному из своих варшавских партнеров он так описал холостятскую: «Быть старым холостяком в Варшаве, наверное, просто ужасно; впрочем, такое состояние не доставляет радости везде, где бы вы ни находились».
Состояние скрытого раздражение подтачивало внутренние ресурсы, отвлекало от работы, и решительный Альфред не мог слишком долго мириться с этим. Он решил разрешить данную проблему раз и навсегда. Так, 24 апреля 1853 года Альфред уже писал из Кельна: «Спустя годы после того, как я дал себе слово непременно жениться, наконец-то мне удалось найти ту, с которой, начиная с первой встречи, я, надеюсь, обрету счастье, о чем, честно говоря, прежде мне даже и мечтать не приходилось. Леди, с которой я вчера был помолвлен, Берта Эйшхофф. Она живет здесь, в Кельне».
И дальше шла подпись: «Искренне Ваш и счастливый Альфред Крупп».
Чувства самой Берты для нас так и остались загадкой. Пожалуй, она была слишком обескуражена случившимся. Период ухаживания оказался необычайно коротким и в высшей степени оригинальным. Бедная девушка была буквально захвачена врасплох. Знаменитая первая встреча, после которой Альфред и влюбился в свою будущую невесту, произошла в кельнском театре. Берта на глазах у всей публики прямо в партере наткнулась на необычайно худого человека.
К этому времени Альфред сумел заработать себе хроническую бессонницу, несварение желудка и все чаще и чаще начал впадать в депрессии. Врач, лечивший Альфреда в это время, так описывает своего пациента: «Он выделялся из толпы своим высоким ростом и чрезвычайной худобой; черты лица правильные, но рано состарившиеся. Лицо бледное и в морщинах. Ход развития повлиял на его самосознание в сторону большой уверенности в своих силах; иногда эта уверенность граничит с манией величия; он выглядит и ведет себя с достоинством князя, но наряду с этим в нем проскальзывают черты мелочного человека».
Взгляд этого необычного типа поразил Берту: незнакомец буквально не сводил с неё глаз. Одет он был в неподобающий для театра костюм для верховой езды, облепленный к тому же комьями грязи. Человек стоял, нагло подбоченившись, в проходе между рядами и всем мешал пройти: его явно интересовала только девушка, но он не собирался причинять ей вреда, скорее, наоборот.
Дело в том, что Альфред и не собирался идти в этот день в театр. Просто по дороге к своему партнеру, к которому он спешил для заключения очередной выгодной сделки, ему повстречалась девушка, сумевшая пробудить в душе невротика неизвестные ему доселе чувства. Решение было принято молниеносно, по-военному, прямо в седле. Крупп соскочил на землю и последовал за девушкой. Альфред ухаживал за своей будущей супругой в течение месяца, каждый раз повторяя вместо признания одну и ту же фразу: «Я думал, у меня кусок стали в груди, а там оказалось сердце» (…hatte ich ein Herz). Берте оставалось лишь подчиниться столь сильному натиску, и в конце концов она произнесла в ответ: «Ja».
В Эссене помолвку восприняли как большой долгожданный праздник, и всю ночь пушки Круппа стреляли в звездное небо Рура. Верноподданные же рабочие и служащие по всем законам феодального права славили господина песнями и гимнами и в конце устроили факельное шествие по узким городским улочкам.
Альфреду не суждено было познать настоящее семейное счастье. Его беспокойный характер оказался не пригоден для тихой жизни в уютном гнездышке. И дело здесь не только в самой Берте, которую многие биографы упрекают в измене и прочее. Пожалуй, ни одна женщина не смогла бы ужиться с этим необычным человеком. Иногда в порыве откровенности Альфред признавался, что он сам себе большая обуза, сам себе в тягость. Брак, начавшийся столь необычно, оказался обреченным.
Свой скелет в шкафу был не только у Круппа. Дело в том, что и Берта, как и её супруг, не могла похвастаться душевным здоровьем, хотя и производила впечатление вполне нормального человека. Начнем с того, что невеста не принадлежала к так называемым патрициям, т. е. не имела родственников среди знатных местных родовитых промышленников. Ее дед служил у архиепископа кондитером, а отец сделал удачную карьеру чиновника и дослужился до налогового инспектора. В 1853 году Берте исполнился двадцать один год. Она считалась красавицей с очень выразительным взглядом голубых глаз. Ее волевое лицо с крупными чертами и выступающим вперед подбородком говорило о внутренней силе. Молодая женщина резко выделялась на фоне изможденного, покрытого морщинами и рано состарившегося облика Альфреда, который к тому же был вдвое старше своей невесты. Впрочем, такие браки тогда ни у кого не вызывали осуждения.
Будущий муж до последней минуты не смог заподозрить и тени подвоха. А дело заключалось в том, что ипохондрик женился на ипохондрике. И если у одного из них отклонения были написаны прямо на лице, то у другого, или у другой, они тщательно скрывались за маской здоровья, благополучия и молодости. И слабости Берты были наделены такими же противоречивыми свойствами, что и слабости Альфреда: в них, в этих слабостях, скрывалась какая-то тайная сила, способная к долгому и изнурительному для нападавшего сопротивлению. Дракула ошибся и взял в жены не покорную жертву, из которой так удобно было бы пить кровь, а существо родственное ему и наделенное теми же свойствами кровожадного вампиризма. Но будь Берта другой, то, несмотря ни на какую любовь, Альфред извел бы, иссушил свою супругу в один короткий миг, а так жена будущего пушечного короля сумела не только выжить в поистине нечеловеческих условиях быта, но и подчинить себе в какой-то мере необузданную и строптивую натуру мужа.
