Однако «мягкость» главнокомандующего была лишь внешней. В политике он не был робким и умел принимать жесткие решения. Мольтке рассчитывал составить левое крыло из восьми корпусов, численностью примерно 320 000 человек, которые должны были удерживать фронт в Эльзасе и Лотарингии южнее Мааса. Германский центр в составе 11 корпусов – около 400 000 человек должен был вторгнуться во Францию через Люксембург и Ардены. Германское правое крыло, насчитывавшее 16 корпусов численностью в 700 000 солдат, стало бы наступать через Бельгию и стремительно бы вышло на равнинную местность.
Графиком тщательно спланированного наступления предусматривалось, что дороги через Льеж будут открыты на двенадцатый день мобилизации, Брюсель падет на девятнадцатый день, французская граница будет пересечена на двадцать второй, на линию Тьонвиль – Сен-Квентин войска выйдут на тридцать первый, Париж и решительная победа должны состояться на тридцать девятый день с момента начала боевых действий.
Клаузевиц предупреждал, что военные планы, в которых есть место для неожиданностей, могут привести к катастрофе. И все неожиданности германское командование старалось тщательнейшим образом избежать. Немецкая расчетливость распространялась даже на солдатское снаряжение, казалось, все было рассчитано до самых последних мелочей. Так, каждый солдат должен был нести шесть килограммов веса. Сюда входили: винтовка и боеприпасы, ранец, котелок, шанцевый инструмент, тесак и множество других необходимых вещей, пристегнутых к портупее. В ранце каждого пехотинца должно было храниться: две банки мясных консервов, две банки овощных, две коробки галет, пачка молотого кофе и фляжка со шнапсом, которую разрешалось открывать только по распоряжению офицера. Ежедневно проводилась проверка содержимого фляги. В другом отделении ранца лежали нитки, иголки, бинты и лейкопластырь, в третьем – спички, шоколад и табак. На шеях офицеров болтались бинокли и кожаные планшеты с картами.
Но бельгийский город Льеж надежно преграждал доступ Германии в Бельгию, и бельгийцы не собирались сдаваться, несмотря на то, что их армию считали «шоколадными солдатиками». Построенный на крутом холме на левом берегу Мааса, этот город вместе с 50-киломметровой цепью фортов считался в Европе наиболее грозным оборонительным рубежом.
Анри Боиальмонд, замечательный инженер-фортификатор своего времени, построил укрепление Люжа и Намора в 80-х годах. Расположенные на возвышенной местности вокруг каждого из этих городов форты по замыслу их строителя предназначались для отражения захватчика, подходившего с любого направления. Льежские форты находились по обеим берегам реки примерно на расстоянии шести-восьми километров от города и трех-четырех друг от друга. Шесть фортов на восточном берегу и шесть – на западном. Они кольцом опоясывали город.
Каждый из них напоминал упрятанный под землю средневековый замок. На поверхности виднелась лишь треугольная насыпь с выступавшими башнями, куда при помощи подъемников доставлялись орудийные установки, скрытые в глубине. Все остальное находилось под землей. Наклонные шахты вели к подземным камерам и соединяли башни со складами боеприпасов и пунктами управления огнем. Шесть крупных фортов и располагавшиеся между ними шесть более мелких укреплений имели в общей сложности 400 орудий. ПО углам насыпи бельгийцы установили башни меньшего размера для скорострельных пушек и пулеметов, державших под огнем нижние полые скаты фортов. Их окружали крепостные рвы без воды в двенадцать метров глубиной. Каждая крепость имела прожектор на наблюдательной вышке. Гарнизоны больших фортов состояли из 400 человек каждый.
Пятого августа бригады Эммиха пошли в наступление на четыре восточных форта. Легкие немецкие снаряды не причинили никакого вреда мощным оборонительным сооружениям бельгийцев. В бой решили бросить пехоту. В ответ бельгийские батареи обрушили на врага лавину огня. Для возбужденных и уверенных в себе немцев это был как холодный душ. Придя в бессильное бешенство от неожиданной задержки их победоносного марша, Эммих и другие генералы бессмысленно погнали людей на верную гибель. Никто не собирался считаться с потерями. Все рассчитывали на богатые резервы. «Спящая овца» неожиданно огрызнулась.
Один бельгийский офицер следующим образом описывал бессмысленную и самоубийственную атаку немецкой пехоты на форты Льежа: «Они даже не старались рассредоточиться. Они шли плотными рядами, почти плечом к плечу, пока мы не валили их огнем на землю. Они падали друг на друга, образуя страшную баррикаду из убитых и раненых. Мы даже стали опасаться, что эта баррикада закроет нам обзор, и мы не сможем вести прицельный огонь. Гора трупов уже стала огромной, и мы думали, стрелять ли прямо в неё или выходить и самим растаскивать убитых… Поверите или нет, но эта настоящая стена из мертвых и умирающих позволила немцам подползти ближе и броситься на передние скаты фортов, но им не удалось пробежать и половины пути – наши пулеметы и винтовки разом смели их прочь… Это была настоящая бойня».
Взять Льеж не удалось даже с помощью воздушной бомбардировки. «Цепелин L-2» вылетел из Кёльна, чтобы ударить с воздуха по осажденному городу. Сбросив тринадцать бомб и убив при этом девять мирных жителей, он первым совершил воздушный налет, который стал потом обычным делом в войнах XX века.
Мольтке все ещё надеялся обойтись без тяжелых осадных орудий, которые в тайне создавались на заводах Круппа. Все верили, что непокорный город все-таки удастся взять простым штурмом.
Истинным героем в этом первом значительном эпизоде начавшейся большой войны с немецкой стороны стал Эрих Людендорф. И о нем следует сказать особо. Людендорф принадлежал как раз к тем трем личностям, от решений которых многое зависело в Первой мировой войне равно как и в жизни всей послевоенной Европы. Это Людендорф одержал сокрушительные победы на Восточном фронте, когда русским удалось вторгнуться вглубь Восточной Прусси, это Людендорф настоял на том, чтобы отправить в запломбированном дипломатическом вагоне опасного революционера В. И. Ленина и его соратников по партии, чтобы деморализовать и без того уже охваченную революционным пламенем Россию, это Людендорф, неожиданно перебросив войска с Восточного фронта, с помощью своих штурмовых отрядов почти взял Париж уже в самом конце войны, в 1918 году, когда союзникам казалось, что победа у них в кармане и, наконец, это Людендорф принял самое активное участие в мюнхенском «пивном» путче вместе с Гитлером.
Плотный, со светлыми усами, круглым двойным подбородком и выпуклостью на загривке, которую Эмерсон называл отличительным признаком зверя, Людендорф не принадлежал к аристократическому типу прусского офицерства. Намеренно отказываясь от друзей и знакомств, этот человек, которому всего через несколько лет была суждена слава Фридриха Великого, до начала боевых действий оставался почти никому неизвестным, это был человек без тени. Необыкновенное трудолюбие и гранитная твердость духа помогли капитану Людендорфу побороть предубеждения, связанные с отсутствием приставки «фон» в его фамилии и добиться заветных красных лампасов офицера генерального штаба.
В апреле 1914 года он получил долгожданный чин генерала. Ему было приказано занять пост заместителя начальника штаба 2-й армии. В этом качестве он прибыл в «маасскую армию» Эмиха, которой и поручили захватить Льеж любой ценой. В задачу Людендорфа входило лишь поддержание связи между ударными силами и главным командованием. Но почувствовав запах пороха, будущий герой с неожиданной смелостью решил попытать свое военное счастье, превратив взятие бельгийского города в свой собственный Тулон.
