В дальнейшем выяснилось, что войска покинули Эссен лишь на время траура, дабы не вызывать вспышек насилия. Через очень короткое время они вернулись вновь и даже в тот момент, когда останки погибших предавались земле, над головами скорбящих беспрерывно летал французский биплан-разведчик.
Когда оккупационные войска вновь вернулись, то было принято решение, что именно Густав Крупп и должен стать тем козлом отпущения, на которого можно было бы свалить всю ответственность за мятеж. Это решение было принято ещё и потому, что согласно статье 231 Версальского мирного договора кайзер, крон принц Рупперт, адмирал Тирпиц, генералы Гинденбург и Людендорф, а также промышленник Густав Крупп фон Болен унд Гальбах объявлялись военными преступниками, ответственными за развязывание Первой мировой войны. Если в отношении других политических лиц статья 231 была практически бессильна, то Крупп оказался в руках союзников, и расправа над ним представлялась неизбежной.
Вердикт был следующим: 100 миллионов штрафа и 15 лет тюрьмы. По иронии судьбы газеты всего мира окрестили это дело по аналогии с делом Дрейфуса. Антисемита Круппа и французского еврея история поставили в одно положения невинной жертвы. В одном из берлинских изданий появилась весьма примечательная карикатура, на которой был изображен премьер министр Пуанкаре за обеденным столом с ножом и вилкой, а на блюде лежал спеленатый по рукам и ногам ребенок с надписью «Крупп».
Пребывание Густава в тюрьме было не столь ужасным, как это преподносилось немецкими газетами. Выражаясь языком современных политических технологий, все работало на очень удачный имидж национального героя, истинного защитника Отечества и невинного страдальца. Человек, чья деятельность действительно была разрушительной по отношению ко всему старому миру, с его, как казалось, вечными ценностями, неожиданно начал приобретать искреннюю поддержку миллионов сограждан. Так, союзники своими непродуманными и недальновидными действиями способствовали созданию условий для начала будущей более кровопролитной войны.
Надежды на то, что бойня 1914 – 1918 годов будет последней, таяли с каждым часом пребывания Густава Круппа в тюрьме. Таяли эти надежды и в связи с заточением другого более опасного преступника, Адольфа Гитлера. Будущая власть в Германии приобретала тюремный, криминальный опыт, чего никогда не было раньше, когда речь заходила о королях и принцах.
Нечто подобное к 20-м годам успело свершиться и в России, когда в Кремле вместо именитых царских чиновников стали заседать бывшие каторжники, один из которых, Сталин, сумел достаточно активно проявить себя в грабежах и разбоях на Кавказе.
Глава XVII
Первые уроки ораторского мастерства
Как указывают исторические документы, после разгрома Советов в Баварии Гитлеру было поручено выявить неблагонадежных унтер-офицеров и рядовых для дальнейшей расправы над ними. Бравый ефрейтор отлично справился с поставленной задачей. Неутомимого, патриотически настроенного Гитлера начальство решило отправить на курсы агитаторов, где будущий диктатор получил первые уроки ораторского мастерства и искусства демагогии и где завел очень полезные знакомства.
Гитлер, который позже заявил, что стал политиком против своей воли, в 1919 году не имел родины. У него не было и официально подтвержденного профессионального образования, а также средств к существованию. Перспектива стать профессиональным оратором показалась весьма заманчивой. Так будущего диктатора обстоятельства жизни буквально втолкнули в политику.
Профессор Александр фон Мюллер, который на первом агитационном курсе делал доклад по немецкой истории войны, сразу же заметил прирожденный талант Гитлера к риторике. В частности, он писал: «После моего доклада и последующего бурного обсуждения уже в пустующем зале я наткнулся на маленькую группу, которая привлекла мое внимание. Казалось, эта группа была зачарована человеком, стоящим в самом центре. Он обладал редко встречающимся гортанным голосом. Оратор непрерывно и с возрастающей страстью обращался к слушающим. У меня было странное чувство: как будто бы волнение группы являлось делом его рук, и это же волнение словно заражало самого оратора, придавая силу его голосу. Я видел бледное худое лицо, под не по-солдатски свисающей прядью волос, с маленькими усиками и поразительно большими, ярко-голубыми, с фанатическим блеском глазами».
«Так мне предоставили возможность, – писал впоследствии сам Гитлер, выступать перед более многочисленной, чем моя казарма, аудиторией. Ощущение собственной силы, которое подспудно давно зрело во мне, получило теперь практическое подтверждение: я мог говорить».
Это открытие очень льстило молодому Гитлеру. Правда, он опасался, что в результате многочисленных газовых атак, пережитых им на фронте, у него может в любой момент сесть его завораживающий, немного истеричный, слегка крикливый, но по-своему необыкновенный голос. Однако почти каждодневные упражнения привели к такому развитию ораторских способностей будущего фюрера, что его голос постепенно приобрел силу почти магического воздействия на слушателей.
Однажды, в сентябре 1919 года, Гитлер получил приказ политического отдела армии присмотреться к деятельности небольшой группы, которая именовала себя рабочей партией Германии. Военные подозрительно относились к рабочим партиям, поскольку они придерживались в основном социалистической либо коммунистической ориентации.
За несколько недель до этого задания на одном из занятий по общеобразовательной подготовки Гитлер прослушал лекцию Готфрида Федера, инженера строителя, фанатично увлекавшегося экономикой. Лектор был одержим идеей, что большинство экономических проблем Германии коренится в так называемом «спекулятивном» капитале в противовес «созидательному и продуктивному капиталу». Федер ратовал за устранение капитала первого типа и с этой целью создал в 1917 году организацию «Германская лига борцов за искоренение процентного рабства». На Гитлера, не разбиравшегося в экономике, выступление инженера произвело сильное впечатление. В требовании Федера «искоренить процентное рабство» Гитлер узрел «важную предпосылку создания новой партии». «На лекции Федера, – писал он, – я ощутил мощный призыв к предстоящей работе».
Во время же одного из собраний рабочей партии Германии кто-то – Гитлер не запомнил фамилии, – прихрамывая, подошел к нему и сунул в руку небольшую брошюру.
Это был Антон Дреслер, слесарь по специальности, которого, пожалуй, можно считать основателем национал-социализма. Болезненный и неказистый Дреслер, не получивший надлежащего образования, имеющий пусть неглубокие и противоречивые, однако самостоятельные суждения, плохой писатель и никудышный оратор, работал в ту пору в железнодорожных мастерских Мюнхена.
На следующее утро Гитлер внимательно изучил брошюру, которую всучил ему Дрекслер. Этот эпизод он подробно описал в «Майн Кампф».
Было пять часов утра. Гитлер проснулся и, как обычно, чуть приподнявшись на койке в казарме 2-го пехотного полка, наблюдал за тем, как мыши подбирали крошки хлеба, специально разбросанные им накануне. «Мне в своей жизни довелось испытать такую нищету, – замечает в дальнейшем Гитлер, – что я хорошо представлял себе, что такое голод и то удовольствие, которое получали сейчас эти маленькие создания». Посмотрев на мышей, будущий фюрер неожиданно вспомнил о брошюре и принялся за чтение. Текст назывался «Мое политическое пробуждение». К немалому удивлению самого Гитлера, в брошюре содержались идеи, над которыми он сам задумывался в последнее время.
