— Первуху хотели убить, — проворчал Фолки, — Пришлось метнуть кинжал.
— Это он так этого мечника?
Какого мечника? Я силился открыть глаза, но не мог достучаться до тела.
— Да, это первуха.
— Не может быть! Это заклинание второй меры. Причем такое мощное, пятая ступень, не ниже.
— Второй раз у него это. Он хозяйке уже разнес так дом, — сказал Фолки и засмеялся.
Тут он зашипел от боли, а потом замычал, стиснув зубы.
— Так рисковать из-за первушника, зверь? — проворчала Кицунэ.
В ее голосе слышалось раздражение, затрещала ткань. Фолки охнул. Кажется, его перевязывали.
— Он примал, сейчас в стае по-другому «слово» не отстоишь. Думаешь, он выкарабкается?
— На все воля Неба, зверь.
— Ты тоже рискуешь, госпожа Кицунэ, помогая нам. Прецептор никогда не принимал сторон, — усмехнулся зверь, — Неужели у Рыжих новые правила?
— Ты много знаешь о наших правилах? — огрызнулась Лисица.
— Ну, Тени Ордена долго не живут, если не будут следовать правилам.
Повисло молчание, а потом Кицунэ все же ответила:
— У меня долг перед Белой Волчицей.
— Ее нет уже столько лет…
— Мне много лет, зверь. Седьмая ступень живет очень долго.
Фолки хмыкнул. А вот я удивился. Все-таки она седьмая ступень. Это же всего один шаг до меры человека!
— Что привело тебя в земли Серых? — спросил Фолки, — Прецептору нужна ауритовая жила?
— Дело не только в Серых и аурите. Весь Синий приорат потерял доверие, — послышался шорох, кажется, Лисица встала, — Орден не будет наказывать Зигфрида Синего. Он приведет сюда войско и припугнет приора, чтобы тот понял — великий прецептор знает все.
— А Серые? Что с ними будет?
— Зависит от того, что тут найдет прецептор. Я здесь не одну неделю, и поняла, что ваш Альфа не видит врага прямо у себя под носом.
— Альфа старый уже…
— Если бы не твоя Хильда, и моя клятва ее бабке, — усмехнулась Кицунэ, — Я бы не прыгала здесь, рискуя своей жизнью. Но Небо видит все.
— Ох уж это Небо…
— Фолки, первота твой совсем плох, кажется.
Мне вдруг полегчало, дикая боль улетела, и я почуял себя пушинкой. Таким сильным я никогда не был! Я даже не понял, как встал и открыл глаза.
Что они такое говорят? Мне очень хорошо теперь.
Фолки лежал возле камней, которые баррикадой загромоздили пол дороги. Он уже оправил куртку, под ней мелькнул перебинтованный живот.
Лисица стояла совсем рядом. Теперь я хорошо рассмотрел ее при свете дня. Светлая кожа, азиатский разрез карих глаз, и действительно рыжие волосы, схваченные в пышный хвост. Кончики их окрашены в белый цвет. Эдакая японская рыжая лиса.
На ней были те самые доспехи, так похожие на самурайские. Железные пластинки, красивым каскадом наплывая друг на друга, спускались по наплечникам, по нагруднику, и заканчивались удобным подолом, защищающим бедра. На ногах плотные кожаные штаны и высокие сапоги, усиленные железными вставками.
На поясе ножны с изогнутым длинным мечом, так напоминающим катану. Одну руку лисица так и держала на рукояти, к рукаву была приторочена белая меховая шапка.
Несмотря на столь серьезное облачение, доспехи вполне подчеркивали прекрасную фигуру девушки. Такая молодая с виду — ну какая у нее может быть клятва перед прабабушкой Хильды?
То, что я встал, очень удивило зверей. Кицунэ округлила карие глаза, как-то странно глядя сквозь меня.
— Дерьмо нулячье! — Фолки, несмотря на ранение, вскочил и вытаращился на меня.
— Да уж, чудес не бывает, — Лисица обиженно прикусила губу.
Я удивленно смотрел на них, потом посмотрел по сторонам. Тело Дарема валялось на другой стороне дороги, уперевшись в скалу. Зверя будто вмял в стену грузовик, а верхняя половина туловища вообще разъехалась в стороны, словно разрубленная тупым топором.
Уж на сколько я не был впечатлительным, особенно с военной службой за спиной, но тут даже меня проняло. Стало очень неприятно, я сразу оторвал взгляд от кровавой жути.
Кто так беднягу? Неужели Лисица? Вот это мощь!
Хотя Фолки, кажется, говорил про меня…
— Заклинание второй меры — это не шутки, — скривив губы, сказала Лисица, — Вот первуха и не выдержал.
— Чертов Спика! — выругался Фолки, — Первота сраная!
Я в недоумении бегал между ними взглядом, и хотел спросить, о чем они говорят. Но не смог разлепить губ, будто их и не было у меня. А потом я стал подниматься выше, еще выше, и вдруг понял, что просто парю над дорогой.
Внизу лежали трупы зверей, тех самых вторых когтей. И мое тело рядом с ними. Я лежал спиной вверх с вытянутой рукой, в которой зажал копье. От наконечника тянулась трещина, уже чуть присыпанная щебнем. Она пересекала дорогу и заканчивалась у размозженного мечника.
Я запаниковал. Почему я вижу себя?!? Почему они видят меня? И почему я лечу?
— Твою-то мать, — не унимался Фолки, провожая меня взглядом, и со злости пнул землю, послав увесистый камень в тело Дарема, — Ублюдок!!!
Затем он осел, завалившись на колени и схватившись за живот. Кицунэ подошла к нему.
— Зверье пустое, я для чего тебя лечила? У меня больше нет порошка!
— Сегодня прибывает приор, госпожа Кицунэ, и состоится суд над Скорпионами, — сказал Фолки, — Хильда хотела оправдать их и назвать виновного в уничтожении Белых.
— Ты уже говорил это, — покачала головой Лисица, не сводя с меня глаз, — Вы глупцы, разворошили гнездо, и оракул вас всех прихлопнет.
— Он не посмеет. Лунный Свет ведет свою историю…
— Идиот. Вы все идиоты! — Кицунэ всплеснула руками, — Я для чего тебя там спасла? А ты уже через час покинул свою госпожу.
— Ей нужна печать.
— Когда оракул подошлет к ней убийц, она уже не будет ей нужна.
Я поднялся еще выше, мне уже было плохо слышно зверей. Вот Фолки поднял последний взгляд на меня. Что он видел, когда смотрел? Огонек духа?
Вот помощник Хильды подошел, посыпал мое тело каким-то порошком. Постоял несколько секунд, а потом звери побежали назад, вниз по тропе. Я силился закричать, но губ и рта не было, как и голоса.
Вот дерьмо нулячье, он опять бросил меня! Вот уж действительно, хитрожопый зверь.
Я поднимался все выше, вот дорога исчезла за белыми испарениями. Не сразу я понял, что это облака…
И тут снова когти-крючья с болью вонзились в несуществующее тело.
«А, поднебышек. Куда собрался?»
