– Ты видел Оделла?
– О да.
При упоминании покойника в памяти всплыла сцена в переулке. Запах трупа, рыдания паренька. Есть и другие верования, подумал Баллард, кроме того, которое он когда-то разделял со скрывавшимся в нем существом. Верования, чьи обряды совершались огнем и кровью, чьи догматы были наваждениями. Где же лучше креститься в эту новую веру, как не здесь, в крови врага?
Где-то в затылке он слышал шум вертолетов, но не позволял им подняться в воздух. Сегодня ему хватало сил и в голове, и в руках. Стоило прижать пальцы к глазам Саклинга, как выступила бы кровь. Ему вдруг представилось лицо, скрытое под этой плотью, – черты Саклинга, обнаженные до самого своего естества.
– Сэр?
Баллард бросил взгляд через плечо. У открытой двери стояла секретарша.
– Ох. Простите, – сказала она, собираясь уйти. Судя по тому, как покраснели ее щеки, девушка решила, что прервала любовное свидание.
– Останься, – велел Саклинг. – Мистер Баллард… уже уходит.
Баллард отпустил свою жертву. Будут и другие возможности заполучить жизнь Саклинга.
– Еще увидимся, – сказал он.
Саклинг достал из верхнего кармана носовой платок и, прижав его к лицу, ответил:
– Будь уверен.
Баллард не сомневался, что теперь за ним придут. Он – перебежчик, и его постараются заткнуть как можно скорее. Эта мысль нисколько не огорчала. Что бы они ни пытались заставить его забыть своей промывкой мозгов, это было куда грандиознее, чем они предполагали. И как бы глубоко его ни приучили это зарывать, оно пробивалось на поверхность. Баллард пока этого не видел, но знал, что оно где-то рядом. Не раз, возвращаясь в квартиру, он представлял взгляд за своей спиной. Возможно, за ним все еще следили, но инстинкты подсказывали ему обратное. Присутствие, которое он ощущал – такое близкое, что иногда некто (или нечто) был прямо у него за плечом, – могло быть просто другой стороной его самого. Он чувствовал себя словно под защитой местного бога.
Баллард почти ожидал напороться в квартире на «торжественную встречу», но там никого не оказалось. Либо Саклингу пришлось отложить свой тревожный звонок, либо в высших эшелонах все еще обсуждали дальнейшую тактику. Баллард разложил по карманам те немногие сувениры, которые хотел уберечь от пытливых взглядов, и покинул здание. Никто не попытался его остановить.
Приятно было чувствовать себя живым, несмотря на холод, который делал унылые улицы еще более мрачными. Безо всяких видимых причин он решил пойти в зоопарк, чего прежде не делал, хотя и посещал этот город уже два десятка лет. По дороге Балларду пришло на ум, что он никогда еще не был так свободен, как сейчас. Он сбросил чужой контроль, как старое пальто. Неудивительно, что его боялись. На то были веские причины.
На оживленной Кантштрассе он легко пробирался сквозь толпу прохожих: те будто чувствовали в нем редкую уверенность и старались держаться подальше. Однако у самого входа в зоопарк кто-то толкнул его. Баллард оглянулся, чтобы одернуть нахала, но успел заметить лишь затылок, исчезающий в толпе, которая текла в сторону Харденбергштрассе. Заподозрив, что его попытались обворовать, Баллард проверил карманы и обнаружил в одном из них клочок бумаги. Он отлично знал, что не стоит рассматривать находку прямо тут, но небрежно оглянулся еще раз, чтобы проверить, не узнает ли посыльного. Но тот уже успел скрыться.
Баллард отложил свой визит в зоопарк, отправившись вместо этого в Тиргартен, и там – в дебрях огромного парка – нашел место, чтобы прочесть послание. Это оказалась записка от Мироненко с просьбой встретиться и обсудить весьма срочный вопрос. Местом для встречи был назван дом в Мариенфельде. Запомнив все детали, Баллард разорвал записку на мелкие клочки.
Вполне возможно, приглашение было ловушкой, устроенной либо своими, либо противниками. Это могла быть проверка его лояльности или попытка загнать в такую ситуацию, где с ним бы с легкостью покончили. Однако, несмотря на сомнения, у Балларда не оставалось выбора, кроме как пойти в надежде, что на этом свидании вслепую действительно появится Мироненко. Какие бы опасности ни таило в себе рандеву, ничего нового в них не будет. В самом деле, учитывая его давние сомнения в эффективности зрения, разве не была ли каждая из назначенных им встреч в некотором смысле свиданием вслепую?
К вечеру влажный воздух сгустился, превратившись в туман, а когда Баллард сошел с автобуса на Хильдбургхаузерштрассе, тот уже окутал город, придав холоду новые силы в умении создавать неудобства.
Баллард быстро шагал по тихим улицам. Он почти не знал района, но близость к Стене лишала эти места и той толики очарования, которым они когда-то обладали. Многие дома стояли пустыми, а большинство обжитых наглухо заперлись от ночи, холода и прожекторов, сиявших на сторожевых вышках. Лишь с помощью карты Баллард отыскал крошечную улицу, упомянутую в записке Мироненко.
Свет в доме не горел. Баллард громко постучал, но шагов в холле не услышал. Он предвидел несколько возможных сценариев, но то, что в доме никто не отзовется, в их число не входило. Баллард постучал еще раз, а затем еще. Лишь тогда внутри раздались какие-то звуки и дверь наконец отворилась. Выкрашенную в серо-коричневый цвет прихожую освещала лампочка без абажура. Человек, чей силуэт обозначился на фоне этого убогого интерьера, был вовсе не Мироненко.
– Да? – произнес он. – Что вам нужно?
В его немецком отчетливо слышались московские интонации.
– Я ищу своего друга, – ответил Баллард.
Мужчина – почти такой же широкий, как дверной проем, в котором он стоял, – покачал головой:
– Здесь никого нет. Только я.
– Мне сказали…
– Должно быть, вы ошиблись домом.
Не успел привратник закончить фразу, как из мрачного коридора донесся шум. Упала мебель, кто-то закричал.
Русский бросил взгляд через плечо и хотел уже захлопнуть дверь прямо перед носом у Балларда, но тот успел сунуть в проем ногу и, пользуясь замешательством мужчины, навалился на створку. Баллард пробежал уже половину прихожей, когда русский сообразил погнаться следом. Грохот усилился, но теперь его заглушал чей-то визг. Следуя на звуки, Баллард миновал владения одинокой лампочки и скрылся во мраке задней части дома. В тот момент он вполне мог заблудиться, но тут перед ним распахнулась дверь.
За ней оказалась комната с алыми половицами, блестевшими так ярко, словно их только что покрасили. А после появился и декоратор собственной персоной. Его торс был разорван от шеи до пупка. Мужчина тщетно зажимал эту прорванную плотину, но не мог остановить поток – кровь хлестала наружу вперемешку с внутренностями. Он встретился взглядом с Баллардом – глаза были полны смерти, но тело еще не получило приказ лечь и умереть, оно тряслось в жалкой попытке сбежать с места казни.
Зрелище заставило Балларда остановиться, и русский, встреченный у входной двери, наконец нагнал его, схватил и вытащил обратно в коридор, что-то выкрикивая прямо в лицо. Панические вопли на русском были за пределами понимания Балларда, зато руки, сжавшие горло, в переводе не нуждались. Противник был вдвое тяжелее и обладал хваткой опытного душителя, но Баллард и безо всяких усилий почувствовал свое превосходство. Он отнял от шеи руки нападавшего и двинул того по лицу. Удар вышел неожиданным. Русский опрокинулся на лестницу, его крики смолкли.
