– Дурак. Вот дурак.
Криппс что-то простонал, но слов Баллард не разобрал. Возможно, тот попросил, чтобы его добили, потому что Саклинг ответил:
– Нет. Вы вернетесь в Лондон. Шеппард, останови ему кровь. Гидеон, наверх.
Едва последний начал подниматься по лестнице, Баллард попятился. Он чувствовал себя вялым и неуклюжим. Из этой ловушки не было выхода. Его загонят в угол и уничтожат. Он был зверем, бешеным псом в лабиринте. Если бы только он убил Саклинга, когда были силы. Но что бы это дало? Мир полон людей, подобных Саклингу. Людей, выжидающих того часа, когда они смогут показать себя в истинном свете. Подлых, слабых, скрытных людей. И вдруг в Балларде словно шевельнулся зверь: он подумал о парке, о тумане, об улыбке на лице Мироненко, и его захлестнула волна тоски по тому, чего у него никогда не было – по жизни чудовища.
Гидеон почти добрался до верха. Баллард – хотя это могло лишь на миг отсрочить неизбежное – выскользнул на площадку и открыл первую попавшуюся дверь. За ней оказалась ванная. Баллард заперся на задвижку.
Комнату наполнял плеск льющейся воды. Оторвался кусок водосточного желоба, и по подоконнику хлестали потоки дождя. Этот звук и холод ванной вернули Балларда в ночь обманов. Он вспомнил боль и кровь, вспомнил, как била по голове вода в душе, прогоняя усмиряющую боль. При этой мысли с его губ невольно сорвались три слова:
– Я не верю.
Его услышали.
– Здесь кто-то есть, – крикнул Гидеон и, подойдя к двери, постучал. – Открывай!
Баллард слышал его вполне отчетливо, но ничего не ответил. Его горло горело, а рев лопастей вновь нарастал. Пав духом, Баллард привалился спиной к двери.
Через несколько секунд с другой стороны появился Саклинг.
– Кто там? – требовательно спросил он. – Отвечайте! Кто там?
Не добившись своего, он приказал привести Криппса. Когда распоряжение было исполнено, поднялась еще бо́льшая суета.
– В последний раз… – произнес Саклинг.
Напряжение в черепе Балларда нарастало. На этот раз, похоже, гул нес с собой смерть. Глаза болели так, будто их вот-вот выдавит из орбит. В зеркале над раковиной Баллард заметил что-то – нечто с сияющим взглядом. Те же слова «Я не верю» рванулись наружу, но разгоряченное горло едва смогло их произнести.
– Баллард, – в голосе Саклинга звучало торжество. – Боже мой, у нас еще и Баллард. Удачный день.
Нет, подумал человек в зеркале. Здесь нет никого с таким именем. Вообще никого с именем, ведь разве не были имена первым проявлением веры, первой доской гроба, в котором ты хоронишь свободу? То, чем он становился, не будет ни названо, ни упаковано, ни похоронено. Впредь никогда.
На миг ванная исчезла, и он оказался над могилой, которую его заставили выкопать, а на дне ее плясал деревянный ящик, чье содержимое сопротивлялось безвременному погребению. Он услышал грохот ломающихся досок – или это треснула дверь?
Крышка гроба отлетела. На головы погребальной процессии обрушился дождь из гвоздей. Шум в голове, как будто зная, что все эти мучения оказались тщетными, внезапно смолк, а вместе с ним исчезло и наваждение. Вокруг снова была ванная. С открытой дверью. У людей, стоявших в проеме, были глупые лица. Затихшие и оцепеневшие от шока, они наблюдали за его преображением. Видели его морду, шерсть, золотые глаза и желтые клыки. Чужой ужас привел его в восторг.
– Убей его! – велел Саклинг Гидеону и толкнул в пролом.
Тот уже достал из кармана пистолет и прицелился, но палец слишком медленно давил на спусковой крючок. Зверь схватил его ладонь и раздавил о сталь. Гидеон завопил и, спотыкаясь, побежал вниз по лестнице, не обращая внимания на окрики Саклинга.
Когда зверь поднял лапу, чтобы обнюхать кровь на своей ладони, мелькнула вспышка, и он почувствовал удар в плечо. Однако у Шеппарда не было ни единого шанса на второй выстрел: его жертва рванула сквозь дверной проем и налетела на него. Отбросив пистолет, мужчина кинулся к лестнице, но зверь одним легким взмахом раскроил ему затылок. Стрелок рухнул, и узкая лестничная площадка наполнилась его запахом. Забыв об остальных врагах, зверь набросился на мертвечину и принялся есть.
Кто-то произнес:
– Баллард.
Зверь проглотил глаза мертвеца, точно первосортные устрицы.
И опять эти звуки:
– Баллард.
Ему хотелось продолжить трапезу, но чьи-то рыдания заставили его насторожиться. Он был мертв для самого себя, но не для печали. Выронив из рук мясо, зверь оглянулся.
Человек за спиной плакал, но только одним глазом, а другой смотрел до странного равнодушно. Но боль в живом глазу была действительно глубокой. Зверь понял, что это отчаяние. Подобное страдание было слишком близко ему, чтобы сладость преображения смогла его полностью стереть. Плакавшего человека обхватил другой, приставив пистолет к виску своего пленника.
– Сделаешь еще одно движение, – произнес этот второй, – и я разнесу ему голову. Ты меня понимаешь?
Зверь вытер лапой пасть.
– Поговори с ним, Криппс! Он же твой детеныш. Сделай так, чтобы он понял.
Одноглазый попытался что-то сказать, но слова ему не повиновались. Между пальцами, прижатыми к ране на животе, сочилась кровь.
– Ни одному из вас нет нужды умирать, – сказал человек с пистолетом. Зверю не понравилась мелодия его голоса: она была пронзительной и лживой. – Лондон предпочтет вас живыми. Так почему бы тебе не поговорить с ним, Криппс? Скажи, что я не желаю ему зла.
Плакавший кивнул.
– Баллард… – пробормотал он.
Голос у него был мягче, чем у другого. Зверь прислушался.
– Скажи мне, Баллард… как ты себя чувствуешь?
Зверь не смог понять смысла вопроса.
– Пожалуйста, скажи мне. Просто ради любопытства.
– Черт бы тебя побрал… – Саклинг сильнее надавил на пистолет. – Здесь не дискуссионный клуб.
– Это хорошо? – Криппс не обращал внимания ни на него, ни на его пистолет.
– Заткнись!
– Ответь мне, Баллард. Как это ощущается?
Пока зверь смотрел в полные отчаяния глаза Криппса, смысл звуков, которые тот произносил, становился яснее, слова вставали на свои места, будто кусочки мозаики.
– Это хорошо? – спросил человек.
В горле Балларда заклокотал смех, а после отыскались нужные для ответа слова.
– Да, – сказал он плачущему человеку. – Да. Это очень хорошо.
Он еще не успел закончить, как рука Криппса метнулась и схватила Саклинга за ладонь. Никто и никогда не узнает, намеревался он покончить с собой или просто сбежать. Палец на спусковом крючке дернулся, и пуля, пробив голову Криппса, размазала его отчаяние по потолку. Саклинг отшвырнул труп и попытался вскинуть пистолет, но зверь был уже рядом.
