– Так, значит, есть свидетель?
– Она не обращалась в полицию… Да, свидетель есть. Видите ли, мне приходилось бывать сводником хозяину, организовывать некоторые его адюльтеры – так было удобнее сохранять их в тайне. Может, попробуете поговорить с ней… – Он резко умолк. Где-то поблизости проснулась музыка. Казалось, подвыпившая джаз-банда импровизировала на волынках: резкая, с хрипом и посвистом какофония. Лицо Валентина мгновенно исказило страдание. – Боже, помоги нам… – тихо проговорил он и начал пятиться от Гарри.
– Да в чем дело?
– Вы умеете молиться? – спросил Валентин, отступая по 83-й улице. С каждой секундой шум бессвязной музыки нарастал.
– Не молился лет двадцать, – сказал Гарри.
– Тогда учитесь, – был ответ, и, развернувшись, Валентин побежал.
Не успел он сделать нескольких шагов, как по улице с севера двинулась волна темноты, гася на своем пути дорожные знаки и фонари. Неоновые вывески тускнели и умирали; кое-где из окон верхних этажей полетели возмущенные голоса, и, в то время как исчезали огни, музыка, будто вдохновленная проклятиями, встрепенулась в еще более лихорадочном ритме. Сверху донесся воющий звук. Подняв голову, Гарри на фоне закрутившейся воронки облаков увидел опускающийся на улицу косматый силуэт, в кильватере которого тянулась жуткая вонь гниющей рыбы. Без сомнений, его мишенью был Валентин. Перекрывая вой, музыку и несущуюся из окон ругань, Гарри крикнул, но одновременно с его криком донесся из темноты и резко оборвался жалобный вопль Валентина.
Гарри стоял во мраке, и ноги отказывались нести его туда, откуда прилетела мольба. Тошнотворный смрад по-прежнему бил в нос. И тут другая волна – энергии, прокатившись вдоль улицы и смыв темень, разбудила фонари и неоновые вывески баров. Достигнув Гарри, она обнажила то место, где он в последний раз видел Валентина: никого – пустынный тротуар до следующего перекрестка.
Суматошный джаз умолк.
Ища глазами человека, зверя или останки того или другого, Гарри медленно двинулся вперед. В двадцати шагах от того места, где он стоял, асфальт тротуара был мокрым. К его радости, не от крови – жидкость цветом и мерзким запахом напоминала желчь. В разлетевшихся брызгах кое-где виднелись мелкие кусочки того, что могло бы быть человеческой плотью. Валентин несомненно боролся и даже ранил напавшего: чуть дальше на тротуаре виднелись следы крови – туда, видно, раненое существо отступило, чтобы повторить атаку. Гарри сознавал, что перед такой свирепостью его скудные силы абсолютно бесполезны, и тем не менее остро чувствовал свою вину. Он ведь слышал крик и видел пике нападавшего, однако от страха подошвы его ботинок словно приклеились к тротуару.
Такой же страх душил его на Уикофф-стрит – в тот момент, когда демонический любовник Мими Ломакс окончательно отбросил все притязания на человеческий вид. Комната тогда наполнилась невыносимой вонью эфира и человеческих нечистот, и демон, поднявшись во весь рост в своей жуткой наготе, показал ему такое, от чего Гарри едва не поседел. То, что тогда увидел Д’Амур, так с ним и осталось. Навсегда.
Он опустил глаза на зажатый в руке клочок бумаги, что дал ему Валентин: имя и адрес были нацарапаны наспех, но поддавались чтению.
Человек разумный, напомнил себе Гарри, порвал бы эту записочку и выбросил к черту. Однако события на Уикофф-стрит научили его одному: от такого зла, которое он сегодня видел во сне и наяву, просто так избавиться не удастся. Он должен взять след, найти источник, какой бы отвратительной ни казалась сама мысль об этом, и расправиться с ним собственными руками.
Однако для подобного занятия время было неподходящее: на сегодня событий и так хватило. Он вернулся к Лексингтон-стрит и, поймав такси, отправился по адресу. На трель звонка с табличкой «Бернстайн» не вышел никто, кроме заспанного портье, с которым Гарри вступил в тщетные пререкания через стеклянную дверь. Разбуженный посреди ночи портье был зол. Мисс Бернстайн дома нет, продолжал уверять он, и оставался непреклонным даже когда Гарри, понизив голос, сообщил, что речь идет о жизни и смерти. Но стоило ему достать бумажник, как в глазах портье мелькнула искорка участия. Наконец он впустил гостя.
– Да нету ее дома, – заталкивая в карман банкноты, портье зевнул. – Уже несколько дней.
Гарри поехал на лифте: ноги гудели, а спину ломило. Хотелось спать; нет, сперва бурбона, а затем – спать. На стук в дверь, как и предрекал портье, никто не отозвался, но Гарри продолжал стучать и звать:
– Мисс Бернстайн! Вы здесь?
Ни малейшего признака живой души – до тех пор, пока он не сказал:
– Мне надо поговорить о Сванне.
Прямо за дверью прошелестел тихий вздох.
– Здесь есть кто-нибудь? – спросил Гарри. – Ответьте, прошу вас. Не бойтесь…
Несколько секунд спустя тягучий и унылый голос пропел:
– Сванн умер…
Хорошо хоть, не ты, подумал Гарри. Какие бы силы ни унесли Валентина, до этого уголка Манхэттена они еще не добрались.
– Можно с вами поговорить? – спросил он.
– Нельзя… – последовал ответ. Вялый огонек ее голоса, казалось, вот-вот угаснет.
– Лишь парочку вопросов, пожалуйста, Барбара…
– Я в животе тигра, – неторопливо протянула она. – А он не хочет, чтобы я вам помогала.
Нет, похоже, сюда они уже добрались.
– Вы не могли бы дотянуться до двери? – продолжал упрашивать он. – Просто вытяните вперед руку…
– Но он же съел меня.
– Попытайтесь, Барбара. Тигр не будет против. Дотянитесь!
За дверью все стихло, потом раздался шорох. Что она делала – то, что он просил? Похоже. Он услышал, как ее пальцы коснулись защелки замка.
– Вот так, хорошо, – подбодрил он женщину. – Теперь поверните ее.
И тут же подумал: а представь себе, она говорит правду и за дверью слопавший ее тигр? Отступать было поздно – дверь начала открываться. Зверей в прихожей не оказалось – его встретила женщина. И запах немытого тела. Было очевидно, что после бегства из театра она не принимала душ и не переодевалась. Вечернее платье на ней было испачкано и порвано, кожа – серая от въевшейся грязи. Гарри вошел.
Словно отчаянно боясь его прикосновения, женщина отпрянула назад.
– Все хорошо, не волнуйтесь, – сказал он. – Тигра нет.
Распахнутые глаза Барбары казались опустошенными; что за грезы в них блуждали – ведал лишь ее рассудок.
– Что вы, он здесь, – возразила она. – Ведь я же в тигре. Я в нем на веки вечные…
Поскольку у него не было ни времени, ни умения разубеждать ее в обратном, Гарри решил, что мудрее будет смириться.
– Как вы туда попали? – спросил он. – То есть в тигра? Это произошло, когда вы были со Сванном?
Она кивнула.
– Вы помните, как было дело?
