Делаю шаг и вновь останавливаюсь.
- Но как ты узнала, когда я при...
- Мне позвонил твой водитель, - и не думает она оборачиваться.
- Сэмми?! Анна, кофе...
- Стынет, - обрезает она.
Определённо, не зря она мне сегодня снилась. Тысячу лет так хорошо себя не чувствовал. Откидываюсь на спинку стула. Делаю большой глоток... С зефиром. Она принесла мой любимый кофе. Но это-то она откуда могла знать? Я тысячу лет его не пил. С того дня, как умерла мама. И до прошлого раза, когда Анна принесла его первый раз.
Мама одна умела его так готовить. Сначала раздавливала в кружке вилкой зефир, а потом он таял, образуя воздушную пенку. Дьявол! Уверен, этот кофе сделан именно так. Я даже прикрываю глаза от удовольствия. И даже на секунду задумываюсь, а не навестить ли мне отца. Мы не разговариваем больше пяти лет. С похорон. И эти клинки, что он выковал своими руками, стоят как напоминание о том, чтобы я никогда не поступил как он.
- Йорн! - сообщает интерком. Но голос Анны, перегородившей дверь Моргану, я слышу громче.
- Пусть проходит, - едва успеваю стереть с лица улыбку, когда, мягко качнув бёдрами, мой секретарь освобождает дорогу именному партнёру.
- Ты подумай, - возмущённо закрывает он дверь. - Она меня! Меня не пустила без разрешения! Это что ещё за... бельгийские вафли, Эйв?
- А ты думал, тебе сойдёт с рук, что ты пытался её использовать? - Белобрысый Йорн застывает посреди кабинета, словно забыл, зачем пришёл. - Она мой человек. И, будь добр, впредь спрашивать, если тебе что-то понадобится от моего помощника.
Я понятия не имею, о чём говорю, но прекрасно знаю замашки Моргана. И, судя по тому, как Йорн топчется и втягивает голову в плечи, попадаю точно в цель - он её чем-то обидел.
- У нас проблемы с «Визерикусом».
Едва успеваю накрыть рукой интерком и смерить Моргана ненавидящим взглядом.
- Анна, мне, пожалуйста, ещё одну копию завещания Солла, устав его компании и всё, что там к нему прилагается.
- Хорошо, мистер Хант, - нарочито громко произносит она в переговорное устройство, чеканя слова, как монеты. Они могли бы со звоном падать в пустую башку Моргана, чтобы тот научился думать, прежде чем сообщать плохие новости, когда не следует.
Смотрю, как она уходит. Это явно становится привычкой. Дурной. Но не могу оторвать взгляд. Сегодня она в красном. Наверняка это какой-нибудь карминовый или коралловый, или названный в честь нетускнеющих полотен Тициана. Йорн в этом разбирается, не я. Я же мысленно вижу это платье где-то на полу, рядом с тем бесформенным свитером. Там бы ему самое место. И только вдоволь насладившись этой картиной, разрешаю говорить Йорну.
- Ты хотел сказать: у тебя проблемы?
- Нет, Эйв, у нас, - протягивает он документы.
- Что за хрень?! Коллективный иск? - вчитываюсь в строки. - Но «Визерикус» не занимается лекарственными препаратами, только субстанциями.
- В том-то и дело, - мнётся Йорн. - Каждая из семи компаний получила по коллективному иску от людей, что принимали их препараты. В результате проверки они пришли к выводу, что использовали при производстве одну и ту же субстанцию «Визерикуса» и готовы заявить о нарушениях качества, объединив эти иски.
- Семь корпораций по всему миру? Больше пятисот человек написали заявления? - лезут у меня глаза на лоб. - У нас нет таких ресурсов. Они же нас разорят.
- Поэтому я и говорю, что это наши проблемы, - вздыхает Йорн.
- Надеюсь у Лиона Визе железные яйца, - с тяжёлым вздохом закрываю папку. - Если это попадёт в СМИ, то раздуют скандал. А если дойдёт до суда, то акции «Визерикуса» упадут так, что компанию будет впору продавать с молотка.
- Её раздерут на части кредиторы, - опирается на стол Йорн.
- Мы не допустим этого суда, - снова заглядываю в документы. - Кто такой вообще этот Томас Ривер?
- Том?! - застывает на пороге Анна. Её взгляд жжёт так, что от меня реально только пар не идёт. - Что сделал этот ублюдочный Ривер?
- Он... в общем... - не знаю, как ей сказать, но она сама выхватывает папку.
- Ах, он кусок дерьма! - гневно отшвыривает она синий пластик. - И когда вы собирались мне сказать?
- Я сам только что узнал, - развожу руками, слегка озадаченный такой реакцией.
- Твой устав в переговорной. Диана Солл тоже. А с этим мудаком Томми я разберусь сама, - разворачивается она резко.
Рыжая копна мягко падает на спину. Обтянутые тонкой тканью платья бёдра покачиваются, словно выбивают ритм «та-так! та-так!», когда танцующей походкой она уходит.
Мы молча провожаем её с Йорном глазами. И ни один из нас сейчас не сомневается, что она порвёт его на ленточки, этого несчастного Тома Ривера, кем бы он ни был.
Но меня больше волнует не кто он, а почему она назвала его «Томми».
21. Анна
А я-то наивно думала, что никогда его больше не увижу.
Том Ривер. Чёртов хищник, избравший меня своей жертвой. Больной ублюдок, не понимающий слово «нет».
Самовлюблённый бесчувственный чурбан, возомнивший себя хрен знает кем. Безнаказанным, неуязвимым, всесильным. Богом. Пять лет назад он едва не превратил мою жизнь в ад. Но я избавилась от него, выйдя замуж за Глена. Я и представить не могла, что он вспомнит обо мне, когда я разведусь.
Я не взяла с собой присланные документы, чтобы швырнуть ему в лицо, но прекрасно обойдусь и словами.
- Ах ты, сукин сын! - кричу я, спускаясь с небольшого пригорка. - Да как ты посмел!
А этот гад стоит ко мне спиной, засунув руки в карманы и рассматривает уток, плавающих в пруду, как ни в чём не бывало.
Но наброситься на него с кулаками всё равно не получается.
- Знал, что ты меня здесь найдёшь, - он перехватывает мои руки и, тисками сжимая запястья, опускает вниз. - Ну, здравствуй, милая, - гипнотизирует меня немигающим взглядом. Словно вынимает душу. Вытягивает её по ниточке, распускает на лоскуты.
- Том, - пытаюсь я освободиться.
- Т-с-с-с, - отпускает он, не отводя глаз, зелёных, кошачьих, ненасытных. - Помнишь тот пожар?
Помню ли я, как горели тюки сена, сложенные по кругу? Как ревел огонь, трещала солома, кричали люди? А мы стояли в центре этого зарева, и языки пламени плясали в его безумных глазах.
- Разве это можно забыть?
Тогда он пригласил меня якобы на прогулку, заманил внутрь этого сложенного сена. А когда оно занялось, попросил, чтобы я принадлежала ему. Отдала своё тело. Бросилась на растерзание в его объятия. Потому что нет для него большего удовольствия, чем заставить изнемогать от вожделения ту, что его презирает. И тот пожар... Он всё любил делать с размахом. Я тряслась от ужаса, прижимаясь к нему. Но именно такие способы он выбирал, чтобы делать свои неприличные предложения.
