- Ты не понимаешь, Дэйв. Этого никак нельзя допустить. Она же делает это из мести. И дело не в какой-то дурацкой драке, в которой он победил. Ричард Коул... Чёрт! Он мой брат.
Повисает пауза, во время которой мы с Дэйвом думаем на редкость синхронно.
- Твой отец с другой женщиной? С его матерью? Значит, он тоже... - Дэйв произносит это вслух быстрее меня.
- Проклятье! Ив всю жизнь ненавидела меня, сбегала, боролась с этой зависимостью, но нашла все тот же... феромон.
- Почему ты никогда не говорил, что он твой брат? - бегает за мной Дэйв, пока я собираю вещи. Снимаю треники, натягиваю брюки, рубашку, свитер.
- Мне даже в голову не пришло, что он, может быть, как я. Ведь ты проверял отца. Ничего. И ты сказал, что причина была в маме или это индивидуальная мутация. Но что Коул. Чёрт! Почему я об этом не подумал?
- Эйв! - кричит мне Дэвид в след. - Прости, что я тебе столько всего наговорил. И, пожалуйста, не говори ничего Ив.
- Всё херня, Дэви. Я понимаю. Увидимся!
И все же звоню ему снова с аэропорта.
- Слушай, когда ты получил результаты, ты сказал...
- Сказал что? - не понимает он или прикидывается, что не понимает, к чему я клоню.
- Блин, Дэйв, кругом люди, я не могу сказать это вслух, но ты предположил, что уровень снизился, потому что я ...
- Влюбился? - хмыкает он.
- Ну, да. С чего ты это взял?
- Потому что было экспериментальное исследование. До меня. Давно. В шестидесятые. Одно из многих, когда пытались вывести пресловутую «формулу любви». Но эта биолог, Барбара Липски, сама того не зная, опубликовала формулу вещества, являющуюся зеркальным изомером твоего феромона. Она назвала его афермон. От греческого «афересте» - «забираю» и «хормао» - возбуждение. По её теории, любовь - это нечто противоположное сексуальному возбуждению. Она сильнее, она гасит, забирает животную похоть, давая место истинным чувствам.
- И когда я сказал, что не буду... ты решил...
- Когда уровень твоего феромона впервые за эти годы так значительно упал, я подумал, что дело вовсе не в том, что ты никого не шлилил. А в том, что ты встретил что-то настоящее. И ты меня сильно разочаруешь, если скажешь, что я не прав.
- Прости, Дэйв, связь пропадает, - прижимаю к груди телефон, оглядываясь на мирно сидящих в зале ожидания пассажиров.
Чёрт!
- Эйвер? Аллё, Эйв?
- Да не знаю я, Дэйв, - всё же прижимаю к уху телефон. - Честное слово, я не знаю.
25. Анна
- Пап, да не расстраивайся ты так, - сидя в шезлонгах на заднем дворе нашего дома, мы пьём пиво и трещим за жизнь. - Хант лично взялся за это дело. А Хант никогда не проигрывает.
- Да срать я хотел на твоего хвалёного Ханта, - отмахивается отец бутылкой. - Дело разве в нём? Дело в том, что я хочу правды. И если действительно виноват, если субстанция некачественная, я возмещу этим людям ущерб, сколько бы они ни попросили. А твой Хант, - он снова отмахивается так, что на его грузную руку выплёскивается пиво.
- Во-первых, он не мой, - подаю ему салфетку. И пока отец, чертыхаясь, вытирает пену, беру с блюда кусок зажаренной в хрустящей панировке курицы. Ужас сколько калорий! Но как же вкусно! Чую, пока отец продаст свою компанию, я наберу килограммов пять. Этот стресс всё время хочется заедать. - А во-вторых...
- Твой, твой, - перебивает отец. - Что бы вы оба ни говорили, а я же не дурак. Нет, с тобой и так всё понятно. Помолчи, - поднимает он руку, не давая мне возразить. - И я совсем не против. Всегда считал, что твой брак с Гленом был ошибкой. Ты заслужила свой шанс на счастье.
- Что?! - пришла моя очередь обливаться пивом. Я не успела отхлебнуть, только наклонила бутылку, когда прозвучали эти слова. - Что значит: заслужила?
- Я что-то не то сказал? - невинно косится отец. - Ну ты же знаешь, я всегда называю вещи своими именами, а ты любишь Ханта со школы.
- Я ненавижу его, пап, - вытираю салфеткой мокрое пятно на груди, но это так же бесполезно как доказывать что-то моему отцу.
- Да? А мне показалось: любишь. Ну, знаешь, как говорят: от любви до ненависти - один шаг. И, может, конечно, ты его сделала, тот шаг, только я же вижу... - тянет он многозначительную паузу, наклоняясь.
- Что ты видишь?
- Что он за тебя вывернет Дайсона наизнанку, если понадобится. Да что Дайсона! Тот слабак. Хант кого угодно вывернет, завяжет в узел и подвесит за яйца, лишь бы тебя защитить. И о чём бы мы с ним ни говорили, разговор всегда заходит о тебе.
- И о чём же вы не говорили? - усмехаюсь я.
- Да, например, о Ривере, - отправляет он в рот наггетс, и хоть жуёт, я слышу каждое слово, потому что буквально превращаюсь в слух. - Казалось бы, ну какое дело Риверу до тебя? Да, иск. Да, возможно, я облажался, потому что пустил всё на самотёк. Не знал, что произошёл сбой. Хотя ведь это моя чёртова работа - знать. И Ривер позвонил, извинился, объяснил, как к нему попало это дело.
- А Хант?
- Что Хант? - потрясывая своими подбородками, отправляет отец в рот ещё кусок курицы.
- Ты сказал: не говорили, например, о Ривере, которому, казалось бы, какое дело до меня.
- А, это, - вздыхает он, уже унёсшись мыслями к своим проблемам. - Хант спросил, не балуется ли тот под хвост. Ну, ты понимаешь.
- Что?! - давлюсь я пивом. Вот засранец, сначала вырвал у меня клещами признание, поглумился, что это я соблазнила Ривера, а потом давай намекать отцу на нетрадиционную ориентацию Тома.
- Ой-ой, - передразнивает меня отец, хлопая по спине, пока я кашляю. - Какие мы нежные. Да, я не из этих, не из гомофобов. Мне всё равно, личное дело каждого. Я не против, если обнародуют, что мой юрист... - увесистая ладонь отца на секунду останавливается, а потом снова опускается мне на спину. - Но он спросил, как к этому отнесёшься ты.
- Я за толерантность, - хриплю, еле выдавливая слова.
Да, Риверу придётся несладко, если он попытается играть грязно и использовать в суде нашу связь. Хант просто намекнёт, озвучит предположение о самом Ривере, а люди додумают всё сами. И затрещит этот иск по швам: не все захотят иметь «такого» адвоката.
- И что сказал тебе Ривер? - останавливаю тяжёлую ладонь отца пока он из меня душу не вытряхнул.
- Что он и понятия не имел, во что выльется дело, когда взялся помочь нескольким людям. А в итоге иск против одной небольшой фармацевтической компании стал коллективным иском против меня.
- Не против тебя, а против «Визерикуса», - горло дерёт, осторожно делаю глоток, чтобы его смягчить.
- Да какая разница. Я - это «Визерикус», а «Визерикус» - это я.
