- И я, наверно, рада, что не чувствую твой феромон, - отстраняется она. - Потому что могу сказать тебе «нет».
- Я не принимаю твоё «нет», - уверенно прижимаю её к себе. И положив руку на шею, впиваюсь в её губы дерзким, жадным, требовательным поцелуем.
«Ну давай же, гад! Работай! - умоляю я свой проклятый феромон. - Я знаю, что ты есть. В избытке. Так работай!»
Звонкая пощёчина служит мне убедительным ответом.
- Спокойной ночи, Эйвер Хант! - сверкают гневом глаза Анны, когда я её отпускаю.
- Ан, - боюсь подойти ближе, пока она открывает дверь. - Прости.
- Чёрт, - оборачивается она озабоченно. Я замираю с надеждой. Но она лишь расстроено вздыхает. - Я забыла в ресторане цветы.
Я получил по морде, извинился, отступил. Да что там, я душу вынул и выпотрошил к её ногам, а она сожалеет о каких-то занюханных цветах.
И захлопывает дверь у меня перед носом.
Да я счастливчик! Я не просто влюблён в единственную в мире женщину, не чувствующую мой феромон, кажется, я люблю бессердечную каменную статую.
54. Анна
Прижимаюсь затылком к закрытой двери.
Его лёгкие шаги по лестнице. Хлопок двери машины. Шуршание по асфальту шин отъезжающего такси.
Не знаю, что чувствую. Не понимаю, что со мной происходит. Я в полном раздрае.
Я его ненавижу. И я его люблю.
Я его не знаю. И я знаю его настолько, что вижу, как он потирает щёку, сидя на заднем сиденье.
Я зла на него. И зла на себя.
Я пытаюсь оставить его в прошлом. И надеюсь на будущее.
Но сегодня я уже ни в чём не смогу разобраться. Особенно в себе. Особенно стоя в душе, где стена ещё хранит отпечаток его спины. В душе, где по словам его учёного друга точно не было никакого феромона, смытого горячей водой. А притяжение было. Моё к нему. И его ко мне.
И, растянувшись на прохладных простынях, даже не хочу думать о том, что и так уже знаю: я не безразлична ему. Только что я теперь буду с этим делать - понятия не имею. Потому что я была уверена: это искренне, а оказалось, я заинтересовала его тем, что не реагирую на его «химию». Я просто редкая зверушка в его зоопарке - вот что его так во мне привлекло. Моя устойчивость. Только есть ли она? Или я как раз пала самой первой жертвой его формирующихся гормонов?
И мне бы теперь оправдать себя тем, что я была влюблена насильно, не виновата в том, что была так не сдержана в своих чувствах. Простить себя, наконец, за всё это и забыть. Ведь на самом деле я была обижена не на него. На себя. Была... пока не размотала этот клубок по ниточке и не выяснила, что он не просто посмеялся, что меня подставили, унизили, использовали. Я стала посмешищем даже для собственного мужа. А Эйв меня даже не запомнил.
Что ж, ничего. Сейчас запомнит. И он, и Кора, и Глен. Я не останусь в долгу. Уставший мозг генерирует самые кровожадные картины мести, но утро вечера мудренее. Сдаюсь в плен глубокого исцеляющего сна.
А хмурое субботнее утро встречает меня проливным дождём.
Я слушаю его монотонный умиротворяющий шум, не открывая глаза. И месть уже не кажется мне такой уж хорошей идеей. Во всяком случае, Коре. Эта гадина наказала себя сама. Отравила свою жизнь чёрной завистью. Слила в унитаз и обесценила. Обесценила настолько, что она, ничтожная жалкая лживая и вульгарная, не стоит моих телодвижений. Разве только брезгливо отойду в сторонку и окажу ей милость тем, что не снизойду.
До неё - нет, а вот Глен нарвался крупно и неминуемо. И сегодня очень подходящий день, чтобы его навестить.
Глен Дайсон ненавидит дождь. Он раскисает, как бисквит в молоке, в пасмурную погоду. Становится податливым, сентиментальным, даже плаксивым. Его не вытянешь на улицу, не поднимешь с дивана, особенно в выходные. Он становится по-настоящему больным и жалким.
«Ну что же, дорогой, - резко сажусь я в кровати. - Отличный день, чтобы получить выплаты по счетам. Вот сегодня, скотина ты подлая, я с тобой и поквитаюсь».
Надев платье, которое ему особенно нравилось, убрав волосы в низкий узел, на тонких шпильках, с ядовито-апельсиновой помадой на губах, за которую он прозвал меня Карамелькой, - вид, от которого он всегда был без ума, - я отправляюсь кастрировать его тупыми ножницами.
Но, распахнув свою входную дверь, натыкаюсь на упакованную в пакет газету и мокнущий под дождём букет. Он лежит на крыльце, покрытый крупными каплями. И потёкшие буквы в промокшей записке заставляют меня не кинуть его, не задумываясь, в мусор, а занести в дом.
«С добрым утром!» - написано от руки. И ни слова больше. Ни подписи, ни обращения. Но мне ли не знать этот скверный почерк.
- Что ты делаешь, Хант? - вздыхаю я над поставленными в воду цветами. И то, что вечером показалось мне фальшивым, сейчас рвёт на части душу своей правдивостью.
Это не извинение, не игра, не притворство. Это забота, и его отчаянная попытка показать мне, что я ему важна. И вопрос, над которым я не хочу думать, снова долбится, как непрошенный гость в дверь:
Что я буду со всем этим делать?
«Спасибо, Эйвер! Это было необязательно», - пишу я ему из такси.
«Не хотел, чтобы ты расстраивалась», - откликается он немедленно.
Потом мы оба замолкаем, не зная, что сказать. И хоть очередь отвечать моя, его сообщение прилетает первым: «Я еду к Дэвиду. Присоединишься?»
«У меня дела».
«Тогда удачи! Но мы здесь надолго. Если вдруг надумаешь, это адрес, - прилетает ответ. И после ссылки с GPS-координатами он добавляет: Это важно».
Сухарь! А мог бы написать, что соскучился. Только он явно не привык ухаживать за девушками. Впрочем, мне и не нужны его ухаживания. Просто я не собираюсь упрощать ему задачу по моему приручению. Пусть старается, раз любит сложности.
«Если получится», - отправляю свой неопределённый ответ.
И ему удаётся меня удивить:
«Я буду ждать».
Оставляю за ним последнее слово. И невольно закрываю глаза от подступивших буквально к горлу эмоций. Я была так шокирована вчера, что явно пропустила мимо ушей большую часть того важного, что он пытался до меня донести. Но во всём этом сумбуре событий, чувств и мыслей я уже выбрала одну, что позволит мне не пойти ко дну в море его феромонов, гормонов и обаяния. Не даст захлебнуться в волнах его настойчивости. Не разрешит утонуть в шторме собственных противоречий.
Но как научиться лавировать между желанием быть с ним и отомстить ему, я пока не придумала.
55. Анна
Такси останавливается у дома Дайсона. Учтивый водитель провожает меня под большим чёрным зонтом до самого крыльца. А удивлённый Глен открывает дверь в мятой пижаме.
