— Вит, — шумно, облегчённо выдыхаю я, потому что понимаю в чём моя ошибка. Ну, конечно! Слова! Я не просто должна пожертвовать собой, я должна сказать правильные слова.
— Дарья Андреевна, — запыхавшийся парнишка плюхается на колени прямо в грязь рядом со мной. — Мы перевели, перевели, — достаёт он из-за пазухи лист. — Это же поможет, правда? — глотает он слёзы, глядя на меня. — Ведь правда, поможет? Его Величество не умрёт? Вы не умрёте?
— Ни за что не умру, Вит! Ты — молодец! — сжимаю я в руках бумагу, даже не разворачивая. — Шако, а я всё же нашла вам ученика. — Чёрт, как же холодно! Упираюсь в бок, превозмогая боль. — Карл, ты там как?
— Со мной всё в порядке, в порядке, — зависает фей в воздухе так, чтобы я его видела.
— Катарина?
— Со мной тоже всё норм, — садится она в ногах, заставив меня улыбнуться на это её «норм».
— Береги её засранец, — грожу я Дамиану. — А то я и с того света тебя достану.
— Я клянусь, — прикладывает он руку к груди.
— У свадебного алтаря будешь клясться, — отмахиваюсь я. — Барт!
— Ваша Милость, — сдержанно кланяется он.
— Не буду ждать, пока ты разберёшься со своими чувствами. Боюсь не доживу, — хватаю я ртом воздух, чувствуя, что полной грудью уже вздохнуть не получается. — Дети, заткните уши! Барт, бросай ты эту сучку Марго. Честное слово, она тебя не стоит. Обещаешь?
— Обещаю выполнить всё, что я вам обещал.
— Ну вот и славно, — сую я в карман скомканную бумагу.
— Но вы же даже не прочитали, — плачет Вит.
— Просто скажи мне что там, — киваю я, хотя и так уже знаю. В тот момент, когда король сказал, что это не тот клинок, я окончательно и поняла, что сам клинок никогда и не был нужен. А ещё откуда король знает, что он «не тот». И почему Эрмина разыскивала именно меня.
— Она сказала: «Будь счастлив!», — шепчет Вит, косясь на ведьму. — А потом...
Ну, конечно! Она ведь любила Алказара! Она не могла сказать "Будь ты проклят!", только простить и отпустить его с миром.
Я не даю Виту договорить — моё время так стремительно заканчивается. Киваю, произношу одними губами: «Спасибо!» и набираю в грудь воздуха, сколько могу.
— Я знаю, что это не тот кинжал, Гош. Ты всегда говорил мне, что выхода нет, потому что тот кинжал ты уничтожил давным-давно, ещё четыре года назад. Правда?
— Да, — роняет он голову на грудь, кивая. — Я никому не позволил бы ради меня умереть. Но ты всё-таки умудрилась.
— Нет, я всё-таки нашла выход. Вернее его нашла Эрмина. И хоть всё вышло не так, жаль, что ты мне не верил.
— Прости меня, — сжимает он мою руку. — Прости!
— Я прощаю тебя, герцог Литрума, король Абсинтии Георг Рекс Пятый. Прощаю за твоё неверие. Прощаю за ложь, которой не говорил. Прощаю за предательство, о котором не помышлял. За ошибки, которые не совершал. И за грехи своих предков, в которых был не виноват, я тоже тебя прощаю, — сжимаю в ответ его ладонь. — За эту сказку, что ты мне подарил. За твои надежды, которые я не оправдала. И за любовь, ради которой ты жил. Ради которой и я жила. Прощаю! За всё. Навсегда. Я люблю тебя. И я прощаю тебя, Гош.
— Я не заслужил. Нет, — гладит он моё лицо.
— Это не тебе решать. Но запомни другое слово. Да, — улыбаюсь я и глажу его щетину. А потом веду по шее, чёрный узор с которой сползает, словно смываемый дождём. Да! У меня был единственный шанс, что я всё же одной крови с той возлюбленной Алказара. Крошечная надежда, что феи не ошиблись. Сомнения, что Катарина справится. И почти полное неверие Эрмине. Но всё же они все всё сделали правильно.
— Ты будешь жить, Гош, — целую я его руку, а потом прижимаю к щеке. — Этой стране нужен король. А одной маленькой девочке отец. Запомни и эти два слова. Король и отец. Потому что ими тебя будут называть ещё долго-долго, до самой старости.
— Получилось! О, боги! — первой хрипло выкрикивает Старая Аката. И все, кто может видеть это так же, как и я, как бледнее его кожа, как пропадают узоры, просвечивающие сквозь мокрую и прилипшую к телу рубаху, тоже радостно выкрикивают: — Получилось!
— У тебя и правда получилось, — в общем потоке то ли дождя, то ли слёз, голос Эрмины определённо звучит сухо. — Но времени совсем мало. Отпусти её, Георг. Ты будешь жить, а вот она, если не отпустишь, здесь умрёт.
— Зачем? — прижимает он меня к себе сильнее, упираясь лбом. — Зачем мне теперь эта жизнь без тебя? Даша, пожалуйста, не уходи.
— Я не могу.
— Отпустите её, Ваше Величество, — верещат феи. — Магия перемещения залечит её рану.
— Я не хочу без тебя жить. Не хочу.
— Т-с-с! — обхватываю я его за шею. — Тебе придётся. Потому что однажды я вернусь и проверю. Вот увидишь, обязательно проверю. И обязательно вернусь. Не знаю, как. Не знаю, когда и где. Но ради тебя обязательно. Я люблю тебя, Гош.
— И я люблю тебя. И всегда буду любить, — лезет он в карман. — Чуть не забыл, — надевает на средний палец моей правой руки кольцо и прижимается к нему губами.
— Это всё мне? — улыбаюсь я.
— Ну, не всё. У меня тоже такое, — сам надевает он своё, улыбаясь сквозь слёзы. — И я буду его носить, пока буду тебя ждать, обещаю, — вытирает он глаза. — А я всегда буду тебя ждать. Когда бы ты не вернулась. Всегда.
— Тогда до встречи, мой полынный король!
— До встречи, моя заноза!
Я киваю Катарине: «Пора!»
И в моём меркнущем сознании ещё вижу, как Катарина развязывает белую ленту, а потом наступает пустота.
Глава 74
— И все закричали: Самозванка! Ведьма! Лгунья! Ты не настоящая! — качает ногой Карл, сидя на моём кухонном столе. — А Катарина им такая: «Ах, это я не настоящая?!» И как давай их там отчитывать с эшафота, прямо поимённо. Чуть не каждого. Вот ты, говорит, Пит, неужели забыл, как порвал штаны о соседский забор, когда лазил со мной за яблоками? А ты, Кассандра, как я отстригла тебе косичку за то, что ты обозвала меня сумасшедшей? Вы все звали меня чокнутой, когда я предупреждала вас, что будет зима. И что? Кто из нас прав? Кто из нас теперь полоумный? — размахивает он руками, подкрепляя размашистыми жестами, совсем как его отец, свои слова. — Теперь я ведьма? Я навлекла на вас эти несчастья? Нет. Ту, что рассказала вам про зиму, ту, что знает, как встретить её во всеоружии послали милосердные боги вам в помощь. А вы, глупцы, отворачиваетесь, — выдыхает фей взволнованно.
— Может ему налить? — толкает меня в бок Ленка, подливая абсент.
— Ему же только на днях шестнадцать исполнилось. Ему ещё рано. Да, Карл?
— Да, Дарья Андреевна, — лезет он в карман за папироской.
— Да и зачем ему наш абсент, — откидываюсь я к спинке стула. — Сейчас своего подорожника накурится и будет ему хорошо.
