— Я сказал тебе не всё, — ведёт он пальцем по лбу, по носу и накрывает губы, запрещая мне говорить. — Я… — тяжело вздыхает он, подбирая слова. — В общем, не хочу тебя пугать, но так сложилось, что мне осталось жить недолго.
— Серьёзно? Какая неожиданность. Прямо как снег на голову, — равнодушно веду я рукой по зловещим узорам, уходящим с рёбер на живот и на спину под повязку. Нет, после курса антибиотиков чуда не произошло. Они стали ещё темнее, ещё опаснее. Их стало ещё больше. Поднимаю глаза на его серьёзное лицо. — И сколько?
— Несколько месяцев. Пять, шесть, может, меньше.
— Как пять месяцев? Что значит, меньше? — а вот теперь подскакиваю я, действительно испугавшись. — Всего пару недель назад был прогноз на год!
— Значит, ты всё знала? — его идеальные густые брови хмуро сходятся на переносице. — Нет, скорее всего ты это ещё и видишь!
— Вижу. И всё знаю. Гош, — кладу я руку на его небритую щёку, приглаживаю густую щетину. — Только не переживай об этом. Я знала об этом всегда. С первого дня как сюда попала. Меня это не остановило тогда, не остановит и сейчас.
— Я не переживаю. Я злюсь, что это не остановило меня. Что я не нашёл в себе сил отказаться от тебя. Потому что ты была как буйное помешательство. Как сильнейшее опьянение. Как стихийное бедствие. А я всегда любил опасность. И я не оттолкнул, не прогнал тебя. А теперь просто не представляю, как прожить без тебя даже пару часов.
— Если ты оттолкнёшь меня сейчас, это будет бессмысленно.
— Сейчас? Ни за что, — трётся он щекой о мою ладонь. — Но как это глупо на самом деле. Именно сейчас, когда я знаю, что и ты здесь временно, желать оставить тебя навсегда. Именно сейчас, когда мне осталось всего ничего, вдруг захотеть жить. Именно сейчас, когда всё так неправильно, так зыбко, чувствовать себя счастливым.
— Глупо, — заваливаю я его на спину и усаживаюсь сверху, — когда вместо того, чтобы радоваться и наслаждать тем, что есть, ты начинаешь заниматься самокопанием. Забей, Гош! Просто забей. Жизнь в принципе коротка. И в восемьдесят её будет мало и будет хотеться жить. И без отравленного клинка можно умереть в один момент. Но отказываться из-за этого жить здесь и сейчас — не вариант. Давай пользоваться моментом.
— Не могу не думать о том, что у нас там мало времени вместе. Что ты уйдёшь, исчезнешь, испаришься, как появилась, в один миг, и я больше никогда тебя не увижу. Что буду умирать тут без тебя, в тоске, в одиночестве.
— Я обещаю, что в один миг не испарюсь. Ты будешь знать, когда. Но даже не мечтай, что ты будешь умирать, держа меня за руку.
— Я мечтаю, чтобы ты была счастлива со мной, — тянет он меня к себе за шею.
— А сейчас на что похоже? — упираюсь я в него лбом.
— На то, что надо ещё разок, — уже и так чувствую я, как снова проснулся подо мной его дракон. — Мне кажется, ты выглядишь недостаточно счастливой.
— Расскажи мне лучше, кто ударил тебя этим отравленным клинком.
— Ты правда хочешь это знать? — обречённо выдыхает он, понимая, что я не отстану, секса больше не будет, а вот неприятные разговоры очень даже планируются.
«И заметь, не я это начала!»
— Ты обещал покарать моих врагов.
— А ты уже успела обзавестись врагами?
— Долго ли умеючи, — пожимаю я плечами. — Ну… как врагами. Скорее они твои недруги. Часть досталась мне в наследство. Неужели никто ещё на меня не жаловался?
— Твои враги теперь мои враги, — уверенно кивает он головой.
— А твои — мои. Так что рассказывай.
— Ладно, попробую, — улыбается он. — Это было четыре года назад. У Говорящего моста. Конь споткнулся о поставленную ловушку. Я вылетел из седла. А этот с клинком выскочил из ниоткуда.
— Словно тебя ждал? — ёрзаю я, словно чувствую рядом, прямо под собой тот кинжал, хотя он спрятан вовсе не под этим, а под матрасом в моей комнате.
— Да, видимо, ждал меня под мостом.
— То есть знал, что ты приедешь? И всё это было подстроено?
— Ты уже чувствуешь себя счастливее? Или я всё же договорю?
— Прости, — убираю я вверх его упавшие на лоб волосы. — И что было потом?
— Ничего. Это была даже не схватка или борьба. Он просто воткнул мне в спину эту штуку и исчез. Я ничего не видел, кроме чёрного плаща. И даже не сразу понял, что произошло. Меня словно толкнули в спину. Но боль была такой адской, что я сделал всего пару шагов и упал. И очнулся уже у Эрмины. Она и сказала, что это был не простой кинжал.
— И твои люди никого не нашли?
— Мои люди, — он тяжело вздыхает и рывком садится вместе со мной. Целует в плечо, в шею, за ухом. Замирает, вдыхая запах духов. Моих любимых, между прочим. И только потом продолжает: — Они стали подозревать Дамиана. Поэтому я запретил дальнейшие поиски.
— Но почему? — останавливаю его поцелуй, зажимая рот. У меня как раз Дамиан вызывает больше всего вопросов. И сама догадываюсь: — Ты тоже думаешь, что это он?
— Я не знаю, что думать, — целует он мою руку, бережно пересаживает на постель, а сам спускает ноги на пол. — Уже нет смысла искать виноватых. Из него выйдет скверный правитель, но боюсь, в любом случае именно ему достанется этот трон.
И мысленно я сейчас даже подчеркнула имя Дамиана и переставила его на самый верх в списке подозреваемых.
— Значит, ты должен был умереть сразу? Уже тогда?
— Да, но мне сильно повезло, что Старая Аката нашла способ остановить это. Или не повезло. Но именно она столько лет сдерживает своей магией это проклятие. Честно говоря, я наивно думал, что ты меня вылечила. Поверил, когда эта рана наконец, по-настоящему затянулась, что это всё. Но, оказалось, увы.
Скажу больше, раз срок его жизни за пару недель сократился с года до пяти месяцев, как предсказала ему, видимо, ведунья, значит, порча стала распространяться не только сильнее, но и быстрее. И вот это просто до чёртиков меня пугает.
Я ещё не решила, что мне делать с его признанием. Ещё за прошедшие несколько дней не освоилась в новой должности: быть той, которую он любит. Ещё до конца не поверила в то, что это возможно, и своё счастье. Не успела понять, что теперь мне делать с этим отравленным клинком. Думала, что у меня есть время до «созревания» крокусов. И вот новая напасть: время жизни моего короля стало утекать быстрее.
— Неужели, ничего кроме чёрного плаща ты не заметил?
— В любой другой день я бы и близко не позволил ему подойти. Тому, кто меня подкарауливал. От моста до меня было несколько шагов. Достаточно, чтобы среагировать. Да и коню я не позволил бы споткнуться, — уверенными резкими движением натягивает он штаны, не поворачиваясь. — В любой другой день, только не в этот.
— Четыре года назад? Что же…
— В тот день умерла Аурелия, — срывает он со спинки стула свежую рубашку и, подняв с пола, бросает на кровать моё платье. — Если хочешь, оставайся. Подожди меня здесь, — наклоняется он, чтобы меня поцеловать.
