— Гош!
Чувствую, как всё обрывается у меня внутри от его слов. Как умирает надежда на то, что всё же любит он некий симбиоз души и тела, моей и Катькиного.
— Молчи, — стукнувшись затылком о дверь, прижимает он меня к себе. — Да, я знаю, ты не она. Это не твоё тело. И это даже хуже проклятья, которое убивает меня. Но когда я закрываю глаза. Когда слышу твой голос. Ты знаешь, что у тебя не её голос? — целует он меня в макушку. — И ты блондинка, правда?
«Чёрт! — лбом бьюсь я в его грудь. — Чёрт! Чёрт! Чёрт!»
— У тебя короткая стрижка. На правом запястье родинка. На левом плече татуировка, — убивает он последнюю возможность его спасти.
— Передушу этих феев по одному. Или кто это был? Аката? — поднимаю голову.
Интересно, сколько мне лет они ему тоже сказали?
«И что, чёрт побери, мне теперь с этим делать? — заходится сердце не от радости, которая наверно была бы тут более уместна, от тоски. — Господи, Гоша, что же ты наделал-то? В один миг взял и разлюбил Катьку. И как? Как мне теперь тебя спасти?»
— А это важно? — целует он меня в глаза, заставляя их закрыть, даже улыбнуться тому, как он щекочется. И это не он, это я во всём виновата.
«Ну что? Рада? Довольна? Счастлива? Допросилась его любви? Домечталась о ней? Хотела его в личное пользование? Получи!»
— Гош, я взяла у Шако капли, но я их… — вспоминаю я о чём мы говорили, чтобы дать себе время принять эту новую реальность.
— Тс-с-с, — прикладывает он палец к моим губам. — Я был очень зол, когда это узнал. Очень! Настолько зол, что не смог даже находится в этих стенах.
— Зол, из-за того, что наследника, который тебе не нужен и не будет? Это так тебя разозлило, что с окровавленной повязкой на боку ты прыгнул на коня и поскакал куда глаза глядят? — прекрасно понимаю я о каком дне он говорит. — А когда тебе под руку попался Барт, ты не разрешил ему встречаться с Маргаритой? Из-за этого? Просто потому, что был зол?
— О, боги! — бьётся он затылком о дверь. — До чего же ты упрямая. Да пусть он трахает её сколько хочет. Сколько хочет, слышишь? — обращает он ко мне умоляющий мученический взгляд. — Я погорячился в тот вечер да, но уже давно всё разрешил.
— За что же ты тогда его разжаловал?
— Ты теперь и вопросами безопасности будешь заниматься? — недовольно дёргает он головой. — Или всё же позволишь мне делать свою работу?
— Да делай что хочешь, кто тебе запрещает, — отворачиваюсь я.
Нет, я не хочу казаться злее, чем есть. И злюсь я не на него, на себя. Но боюсь, что он увидит моё отчаяние и панику. А в чём ещё их утопить, если не в злости и в вине.
Иду к столу и наливаю себе полный бокал.
Глава 50
— Я даже за твой синяк его не наказал. Просто сейчас он нужен мне в другом месте. И да, теперь он меньше бывает во дворце, но он не твоя домашняя собачка, а генерал действующей армии, которая приведена в боевую готовность.
— Да неужели? — сажусь я за стол, отхлёбывая вино. — А мне казалось, что он моя нянька. По крайней мере пока он был рядом, я хотя бы за ворота могла выезжать.
— Ты должна быть благодарна, что я ещё по замку разрешаю тебе передвигаться, — подойдя к столу, он тоже наливает себе из кувшина.
— Спасибо, царь-батюшка, — падаю я ниц на столешницу. Потом ещё пару раз стучусь лбом для верности, да так и остаюсь лежать на столе.
— Хотя после твоих сегодняшних вылазок, надо бы запереть тебя в этой комнате и никуда вообще не выпускать.
— Да запри меня в своей спальне. Чего уж! — поднимаюсь я. — Можешь даже одежду не выдавать, чтобы не приходилось её каждый раз снимать. Какой бы тёмной ночью, с каких бы вечерних прогулок ты не приехал, я всегда готова. Тёпленькая.
— Нет, в спальне я тебя запереть не могу, — улыбается он, отпивая своё вино и совершенно не реагируя на подначивание. — Да и без одежды оставить — тоже. Очень мне нравятся твои пирожки. Особенно те, что с мясом и луком. Да и в фартуке, перепачканная мукой, ты такая волнующая.
— Ну кто бы сомневался, что место мне у плиты да в постели. Тогда поставь на кухне кровать и запри там, — корчу я ему презрительную гримасу. — Странно только, что от рожания детей меня освободил. Разозлился, когда узнал о противозачаточном, но использовать его тем не менее не запретил.
Он усмехается и пьёт вино. Долго пьёт, жадно.
А пока он пьёт, я достаю я из кармана блокнотик и на странице, где я вписала всех, кто мог подсунуть Катарине настойку сон-травы с «антибеременином» в придачу, уверенно вычёркиваю его имя.
Да, его я тоже подозревала. И не знаю зачем ещё веду этот список. Но почему-то мне кажется, что эта настойка и тот, кто напал на него с кинжалом как-то связаны. И если я найду эту связь…
— А знаешь, почему я разозлился? — отставляет Георг пустой бокал, вытирая рот рукой. — Нет, не из-за наследника. А потому, что хотел тебя этой беременностью удержать.
— То есть? — убираю я на место свою книжечку.
— Если бы ты забеременела, — упирается он в стол, сложив руки на груди. — Ты не смогла бы вернуться назад.
— Ты хотел удержать меня силой? — выпучиваю я глаза. Вот же гад! — Нет, это даже не сила. Это — подлость.
— Да, это было нечестно, — и не думает он оправдываться. — Но ведь и ты поступила так же. Взяла эти капли у Шако.
— Я бы удивилась, если бы он тебе не сказал, — усмехаюсь я.
— И всё же он мне не сказал.
— И до сих пор жив?
— Да, с тобой я становлюсь добрее, — нагло лыбится он.
— Тогда кто это был? Фелисия?
Но он словно не слышит, оставляя мой вопрос без ответа. Ладно, хрен с тобой, у меня ещё есть что спросить.
— А теперь, значит, передумал? Решил меня отпустить?
— Ни за что, — уверенно качает он головой, и нависает над столом, опираясь на него руками. — Просто я не хочу детей от Катарины. Я хочу наших с тобой детей.
— И не хуже меня знаешь, что это невозможно.
— Только это не запрещает мне мечтать, — протягивает он приглашающе руку. — Но больше я ни за что не буду пытаться удержать тебя силой. Так что пей эти капли, милая! И сможешь вернуться домой.
— С радостью, — приняв его руку, поднимаюсь я. — Вот только дождусь, когда зацветут чёртовы крокусы.
— Всё? До чего же вы иномирянки ветренные. Так быстро и уже разлюбила?
— Ещё нет, но как после этого я могу тебе верить? И как после этого ты смеешь стыдить меня, что я всего лишь подслушала ваш разговор с Дамианом?
— А ты считаешь, что услышала что-то важное? — выводит он меня в центр комнаты, и кланяется, приглашая на танец. — Миледи!
