— Да, иначе взорвётся, или отслоится, или выпадет в осадок, — выдохнув, опирается он руками на стол. — С магическими травами приходится обращаться особенно осторожно и внимательно.
— Ну, тем лучше, — открываю я свой блокнотик. Значит, состав к нам попал с гарантией от производителя. А теперь, внимание, вопрос, — поднимаю я на него глаза. — Фей сказал, что это средство не только редкое, но и исключительно дорогое. Кто, кроме Фогетта и Его Величества мог себе его позволить?
— Его Величества?
— Ну, его я уже исключила. Хотя и была у меня мысль, что он из первых рук хотел узнать, что же на самом деле произошло на эшафоте.
— А то, что он выпил его сам не считается?
— Ну, бывает. По ошибке.
— То есть вычеркнули, когда узнали, что там противозачаточное?
— Да. И на твой следующий вопрос: как я узнала, отвечу, что у тебя половина твоей аптеки здесь светится. Я — магическое существо с другой планеты, Шако. А ещё у меня в друзьях фей.
— Тогда, — поправляет он очки. — Возможно, генерал.
— Исключено.
— Почему?
— Потому что должна же я кому-нибудь верить. Я в другой список уже и так включила всех, кого только можно.
— В другой список?
— Да, тех, кто проживает во дворце. Понимаешь, действие этой сон-травы коротко. И человек должен был постоянно находится здесь, чтобы, как только я его выпью и усну, суметь прочитать мои воспоминания.
— Но с деньгами из них почти у всех туго?
— Ну уж точно они не стали бы их тратить на такую ерунду. Вот возьми, например, Фелисию. Пукнуть нельзя безнаказанно, как уже все знают, чем оно пахло. И она легко могла подсунуть этот бутылёк. Но для кого? Для мадам Фогетт? Или для самого Дамиана?
— Список людей, которые могли себе его позволить действительно невелик, — снова берёт он в руки пестик. — Оно стоит целое состояние.
— Вот и у меня остались одни Фогетты.
— К чему же вы ведёте это дознание?
— К тому, Шако, что мне кажется, если я узнаю кто подсунул это, то узнаю и кто ранил короля тем грязным ножом.
— А что сказала вам ведьма? — растирает он в пальцах свой порошок, нюхает.
— Ты был прав: мне это совсем не понравилось.
Он вопросительно поднимает глаза.
— Мне нужно убить Катарину.
Но я удивляюсь сильнее, чем он, потому что его глаза не ползут на лоб.
— Или себя. Та, которую любит король, должна пожертвовать собой. И тогда на неё перейдёт это проклятье, а он останется жить.
— Но вы же не собираетесь…
— Конечно, я не собираюсь. И ни грамма не верю этой ведьме, потому что наверняка там есть какой-то подвох. Только она о нём никогда не скажет. Но ты был уверен, что она попросит слишком много. Шако, откуда ты это знал?
— Не знаю рассказывал ли вам Его Величество про Аурелию.
— Я не рискую даже спрашивать, — опять беру я плавающих в масле опарышей. — Не хочу делать ему больно. Ведь его тоже чуть не убили в тот день, когда она умерла. А значит тот, кто виновен в её смерти, виновен и в покушении на короля. Но причём тут ведьма?
— Она обещала ему, что спасёт Аурелию, когда та умрёт.
— То есть точно это знала? — чуть не роняю я банку. И Шако забирает штанглас и ставит на верхнюю полку от меня подальше.
— Да, якобы Аурелию отравили, и она тоже должна была умереть сразу, как Его Величество от этого кинжала. Но ведьма обещала, что сможет сохранить ей жизнь пока она не родит.
— А вы предлагали прервать беременность? Почему?
— Для той, что боится даже спрашивать короля, вы слишком осведомлены, миледи, — вновь выглядывает он поверх очков. — Но то, как самоотверженно вы его спасали, никого не оставило равнодушным. Поэтому я верю, что всё, что вы узнаете, пойдёт ему во благо.
— Я любопытная, что меня, как сказал король, видимо и погубит.
— Я предлагал прервать беременность, потому что мне казалось, что именно она вытягивает из миледи Аурелии все жизненные силы, а никакая не мистическая отрава. Что, если избавиться от этого плода, её можно будет спасти. Я, к сожалению…
— Не верите во всю эту чертовщину?
— Отношусь к ней скептически. Ибо считаю, что в основном людей губит страх перед этой магией и её могуществом, а не сама магия.
— Но Аурелия всё равно умерла.
— Да, роды начались преждевременно. И малышка тоже не выжила. Король лично поехал за ведьмой, но его ранили и пока он пришёл в себя, время было упущено, и ведьма ничего не смогла сделать, — вздыхает он, возвращаясь к своей ступке, но вижу, что хочет ещё что-то добавить.
— Но это не всё, Шако?
— Нет, нет, это всё, — уверенно качает он головой и начинает пересыпать порошок в большую банку.
— Кого же мне тогда подозревать? — вновь открываю я свой блокнот на странице, заложенной карандашиком.
— А кого вы подозреваете, кроме Дамиана?
— Некие могущественные силы, что стоят за ним. Достаточно состоятельные, чтобы позволить себе сон-траву.
— И достаточно осведомлённые обо всём, что происходит в замке?
— Вот у меня написано, что Аурелия была кроткой, милой, набожной. Уж точно, если её хотели убить, то только из-за наследника, а не потому, что она перешла кому-то дорогу.
— Мне кажется то, что вы ищете, у вас как раз написано, миледи. Больше чем с врачами, Георгом и своими родственниками Аурелия общалась только со своим священником, братом Августом.
— А брат Август появился в замке как раз, когда Георг вступил на престол. Чёрт!
— И он до сих пор ещё в замке, — отставляет Шако свою ступку.
— Церковь достаточно богата, чтобы позволить себе купить траву, которая несколько столетий уже не растёт.
— А Дамиан достаточно набожен, слаб, мягок и покладист, чтобы им можно было управлять, — продолжает Шако со мной в унисон.
— Ну, конечно! И первым делом он побежал покаяться священнику в том, что Катарина не может быть матерью наследника престола, потому что потеряла невинность с ним, — выдыхаю я. И наконец-то мне кажется, что хоть что-то прояснилось. И как брат Август узнавал всё остальное. Например, что я «не понесла». Крайне набожная Фелисия сообщала ему все новости на ежедневной исповеди. — А я-то думала, что Эрмина тут главный кукловод.
— Эрмина как раз та сила, что, наоборот, поддерживает Георга. И она одна стоит целого войска Империи раз пошёл уже пятый год, а король всё ещё жив, Дамиан всё ещё не у власти, а на эту землю возвращается зима.
— Ну хоть кто-то верит в то, что я не сошла с ума, — встаю я и честно, мне хочется обнять этого доктора, что своими круглыми очочками и остренькой бородкой напоминает мне сегодня Чехова. — Спасибо, Антон Павлович. То есть я хотела сказать, земский доктор Шако.
