— Спасибо, господа! — занимает он своё место последним. — Продолжим.
— Что я пропустила? — шепчу я, когда единственный оставшийся стоять Клодвиг продолжает свой доклад.
— Можно сказать, ничего интересного. Мне всего лишь сообщили, что у нас полно пустующих замков, — делает он неопределённый жест головой.
И хмурая, очень хмурая складка между его бровей совсем мне не нравится.
— Кто уже успел расстроить моего короля? — шепчу я.
— Никто. Я сам себя расстроил, — вздыхает он. И пока задаёт вопросы канцлеру, суть которых до меня пока доходит смутно, я оглядываюсь по сторонам.
Столько новых лиц в совете! И люди новые, и количество членов совета сократилось до количества мест за столом. Я разглядываю их, они — меня. И, кажется, всё равно о чём говорят сейчас король с канцлером — я невольно оттягиваю внимание на себя.
Папаша Лемье не переставая моргает и потеет. Вечно прекрасный, как греческий бог, Дамиан потрясён так, что хочется стукнуть его снизу по челюсти. Фарад, как всегда, ровен, спокоен и доброжелателен, только седины в волосах словно добавилось. Непривычно помолодевший Барт, глядя на всё это усмехается, только улыбку его теперь не спрячешь в усы. Гриф, подвижный и насвистывающий себе что-то под нос, разглядывает стены, словно сто лет их не видел. Остальные более сдержаны. Но по невозмутимости всё же всех превзошёл Шако. Лишь протёр свои очочки и снова водрузил на нос — вот что значит выдержка военно-полевого врача.
Я, беря пример с Грифа, тоже скольжу взглядом по стенам. И к своему удивлению обнаруживаю вместо гобелена с изображением богов — карту. Большую географическую карту с тремя, раскиданными по ней континентами, похожими на торт, неровно разрезанный на три куска, разложенных на синей тарелке океанов. Издалека особенно заметно, что некогда эта земля была единой, но какой-то катаклизм расколол её на три части. И если их приложить друг к другу, то они сойдутся как пазл.
А у меня столько вопросов к Георгу, что, воспользовавшись заминкой, я стараюсь выдать их все:
— Ты что, опять поменял Совет? А куда делся гобелен? Ничего если я встану и подойду к карте? Мне нужно кое-что уточнить.
— Ничего, — улыбается он. И я прямо читаю по его глазам: «Делай что хочешь!» — И кстати к вопросу о том, что я поменял совет, — добавляет он, пока я ещё не встала. — Я ничего не менял. Просто все недовольные новой церковью и законами сбежали.
— А-а-а, так вот откуда столько пустующей дорогой недвижимости? — всё же встаю я, потому что всё равно никто не смеет перебить короля. — Так считай, страна просто избавилась от балласта. Я же правильно поняла, что тот, кто уезжает в Империю, обязан оставить всё здесь, ибо это принадлежит короне: земля, дома, прочее имущество?
— Позвольте я, ваше Величество? — берёт слово некий джентльмен, явно хорошо подкованный в этом вопросе.
— Конечно, Ренард, — кивает король, даже не повернув головы и по-прежнему не сводя с меня глаз.
— За тем, кто принимает подданство другой страны право владения имуществом не сохраняется, — уточняет этот Ренард, среднего возраста серьёзный дядька с брылями, делающими его похожим на усталого бульдога. — Все имеющиеся драгоценности и излишки средств они тоже обязаны сдать в казну.
— Спасибо, господин Ренард, — кланяюсь я и, когда слово дают Барту, повернувшись к благородному собранию спиной, начинаю водить по карте пальцем.
Под его доклад о здоровье личного состава армии я считаю: «Унос! Дуос! Трэс!» тыкая по очереди пальцем в каждый из трёх континентов и если не пританцовываю, то только для того, чтобы доклад Барта тоже не прошёл мимо аудитории.
На карте Трэс стоит верхним. И хоть я не сильна в географии, по очертаниям он напомнил мне Австралию. Он и есть как Австралия, и судя по его удалённости от двух других континентов, и судя по моим представлениям об «трэсийцах», как о голубоглазой и светловолосой нации. Марсилея, столица Трэса — морской порт.
А чтобы оказаться на Дуосе — веду я пальцем по пунктиру морского пути, пока Барт уточняет для Георга цифры уже переболевших, ещё лежащих в лазарете и остальных воинов, — надо преодолеть Большой океан.
Дуос — континент самый маленький. Почти симметричный, почти квадратный, он словно кристалл, что выпал из середины раздвинувшихся в стороны Уноса и Трэса. Для меня он как старушка Европа. И хотелось бы видеть его такм же маленьким, сонным, тихим, мирным. Но эти мелкие царьки и князьки всё что-то делят между собой. "Рай для наёмников" — назвал его Барт во время своих уроков.
Страна Болот, с её прононсом и Диграфом, похожая на Францию. Страна Серых Скал, где вырос Гриф, напомнившая мне по описанию Тоскану, в той части региона, где в Италии добывают белый Караррский мрамор. И ещё с десяток мелких и вечно воюющих друг с другом стран.
И когда Гошик предоставляет слово Шако, я из Аннукса, ближайшего к Диграфу порта, по водам Южного океана спускаюсь к Уносу.
И первое что меня возмущает: Абсинтия считается самой северной территорией континента, но на нашей карте это был бы крайний юг. И по сути, если их земля тоже круглая, с Абсинтии до Трэса через Холодный океан в несколько раз ближе, чем по Большой воде, но тут вмешивается несправедливость номер два: северный берег Полынного королевства и южный Третьего Континента — это неприступные скалы, а воды — цепи рифов, необитаемых островов и мелких архипелагов, в которые даже самые отчаянные мореплаватели опасаются лезть. Поэтому все торговые и пассажирские суда вынуждены тащиться через Дуос.
И крайним портом, что их встречает на Уносе, является Биденс, теперь один из городов Империи Пяти. И наконец, несправедливость номер три — обвожу я пальцем родные теперь мне земли — Абсинтия одна крупнее, чем вся объединившаяся Империя. Но… все крупные морские порты достались Империи, в том числе самый крупный Аденантос, их столица, и остальным не вошедшим в её состав пяти странам, Абсинтии же — бескрайние леса, холмы, поля, горы и единственный портовый городок Маратон на правом побережье.
Из пяти свободных стран, одной правит Робертус — старший брат Георга. Даже его крошечный Колхикон частично спускается к морю, хоть большей частью лежит в горах, что разделяют стеной Абсинтию и Империю. И оттого, что когда-то страны так и не смогли договориться о названии этих гор, они так и зовутся — Безымянные.
— А где находится Исваан? — чтобы не мешать докладу Шако об обстановке в городе, которая мне и так известна не понаслышке, шёпотом спрашиваю я ближайшего к карте охранника.
— На Трэсе, — пытается тот отделаться коротким ответом, даже не шелохнувшись в своём почётном карауле. Но я как в той рекламе: «Дима, помаши маме ручкой!» пока не заставила его подойти к карте и ткнуть пальцем, так и не успокоилась.
«Ну надо же! — рассматриваю я крошечный залив на том побережье Трэса, где высятся неприветливые зубчатые скалы. — И правда, Берег Вечного Счастья. Это ж счастья будет полные штаны, если доберёшься в эту бухту целым и невредимым».
