— Это действительно сложно, — кладу я руки ему на грудь. — А ещё он не смог смириться с тем, что она была твоей женой.
— Не смог. И вряд ли захотел бы. Прости меня, — кладёт он свои сверху. — Я знал, получив от Катарины приглашение, что добром это не закончится. Чувствовал это напряжение. Знал, что ей даже хуже, чем мне. Но я писал тебе письма. Одно, второе, третье…
— А я не отвечала. И ты отчаялся.
— Нет. В том-то и дело, что не отчаялся. Но всё равно поехал.
Не знаю почему, но я готова. Готова ко всему. К самому худшему. К тому, что он соврал. Дважды. К тому, что на самом деле он не устоял. Что он трахал чёртову Катарину, как меня сегодня, всю ночь напролёт. И что, чёрт побери, им было хорошо.
А ещё к тому, что он всё равно не сознается. Потому что я бы не созналась. Ни за что.
Ни. За. Что.
Потому что есть вещи, которые даже под страхом смертной казни я бы не озвучила. Они умрут со мной. Мои страшные, постыдные тайны. И пусть тот, у кого их нет, бросит в меня камень. А я не брошу. Ни в Катьку. Ни в Гошку. Я прощу. Приму. И никогда не попрекну его этим.
— Это был очень тяжёлый разговор, Даш. И очень личный. Прости, но… — он прижимает меня к груди, вдыхает запах моих волос. Медленно. Глубоко. С чувством. — Я не могу рассказать тебе всего. Не могу.
— Я понимаю, Гош, — обхватываю я его за шею. Зарываюсь в волосы. А потом прячусь в ямочке его выпирающей ключицы. Спасаюсь бегством в горячей шелковистости его кожи. Тону в его запахе. Аромате чего-то вечного, мужского, мужественного, тестостеронового, что сводило, сводит и во все времена будет сводить нас с ума. — И не надо, Гош. Уже не надо. Я настояла зря. Ничего не говори. Было или нет, я не хочу этого знать. Вот изначально не хотела. Но ты решил развеять мои сомнения. Решил, что так будет лучше. И я тоже проявила слабость. Но сейчас точно знаю: нет. Я не хочу этого знать.
— Уверена? — нет, не с облегчением, но всё же с надеждой выдыхает он.
— Абсолютно, — поднимаю я голову. — Вот только не сочти это поводом, что тебе теперь позволяется делать всё, что угодно. И не вздумай даже представить себе, что я позволю тебе врать, — угрожающе прищуриваюсь я. — Но сейчас не признавайся.
— Даш!
— Нет! — зажимаю я ему рот двумя руками. — Нет, нет и нет!
— Даш, — убирает он мои руки. И взгляд его заставляет меня замолчать, подчиниться и, что хуже, испугаться. — Есть вероятность, что она беременна.
— От тебя? — я зажимаю рот рукой.
«О, боже! Нет! — отчаянно мотаю я головой. — Нет!»
Я сползаю с кровати спиной, пятясь словно рак. Но голова моя так и качается, как у китайского болванчика. Нет, пожалуйста, только не это. Только не сейчас, когда мы всё начали с чистого листа. Когда всё так правильно, так красиво, безупречно, по-настоящему.
— Я понятия не имею от кого она беременна: от меня, от Дамиана, а, может, от Ромки, — садится Георг на кровати. — Может она…
Но я его уже не слушаю.
— От Ромки?! — замираю я, глядя на его скорбное, расстроенное лицо. — Ты вообще в своём уме? Ему всего семнадцать. И он добрый, честный, хороший, светлый мальчик. Они друзья. Друзья, понимаешь? У них чистые, лёгкие, я бы сказала, братские отношения. И не смей! Слышишь, не смей, — наклоняюсь я к нему, — марать их своими грязными домыслами.
Подхватываю с пола платье, но оно кажется мне неподходящей одеждой, а потому я отшвыриваю его в сторону по дороге к шкафу.
— Ты куда? — подскакивает Георг вслед за мной.
— Домой! — сбрасываю я с себя его руки, что пытаются меня удержать.
Глава 65. Даша
«Домой. К Катарине. К Ленке. К Барту. Да, к Барту, который отдал свою жизнь ради меня. Ради Гошки. Нет, — останавливаюсь я. — Именно ради меня. Гошке было бы всё равно. А вот я, сорокалетняя, подуставшая, с комплексами. Как бы я чувствовала себя здесь, не подари он мне двадцать лет своей жизни? И неважно, что Эрмина ему не позволила. Он это сделал. Он! И сделал ради меня».
— Даша! — бегает за мной король, пока я одеваюсь. — Это не точно. Но у неё была задержка, и я думал, что разговор пойдёт именно об этом, когда получил тогда её приглашение, поэтому поехал. Но больше мы не виделись, и я не знаю…
— Заткнись! — застёгиваю я джинсы. — Ты должен жениться на ней, а не на мне, если это так. И должен был сказать мне это сразу.
— Даша!
Я выскакиваю за дверь, не желая его больше слушать.
Вот только к тому времени, как я перебудила феев и притащила дона Орсина в малую гостиную, чтобы он отправил меня в мой мир, Георг тоже приходит. И занимает место за столом напротив меня.
— Я пойду с тобой, — невозмутимо наливает он себе абсент.
— Боишься, что Катарина расскажет мне больше, чем надо?
Нет, на самом деле я так не думаю, ведь он и сам готов был рассказать мне всё. Но клокочущие в душе чувства не дают мне мыслить не просто разумно, а совсем, примерно, как вода, попавшая в лёгкие, не дала бы дышать. Я задыхаюсь от боли, от обиды, бессилия, несправедливости, непонимания что делать.
— Я ничего не боюсь, — опрокидывает он рюмку, припечатывает её донышком об стол и рукой вытирает рот, не сводя с меня глаз. — Кроме одного. Потерять тебя снова.
И я не знаю, что ответить на его тяжёлый, буравящий меня взгляд, поэтому обращаюсь к фею.
— Дон Орсино, скажите, раньше перемещение было невозможно, если бы Катарина забеременела, а сейчас?
— Не думаю, что это стало бы проблемой, — покряхтывает дон от неловкости. — Ведь что вы, что она, теперь не зависите друг от друга. Нет, это не помешает, — слегка приподнимает он меня снопом зелёных искр. — Вам даже абсент не нужен. Ваше Величество, — поворачивается он к королю, — простите, а вот вас я переместить не могу.
— Почему? — наливает Георг себе ещё рюмку абсента, хмурясь.
— Не знаю, — помахав и так, и сяк шпажкой, осыпав Георга с ног до головы зелёными искрами, пожимает дон плечами. — Нет сопричастности. Вернее, она так мала, — снова покашливает дон, что её недостаточно.
— А свитер? — показывает король на мой подарок, слегка оттягивая его на груди. — Он же из другого мира.
— Этого мало, — снова пожимает плечами дон и переводит взгляд на меня, словно ждёт указаний. — Дарья Андреевна?
— Подождите, дон Орсино. Может, нужно больше абсента?
Но пока Георг пьёт, фей, косясь на него, виновато качает головой, что я расцениваю не иначе как «это не поможет».
— Но почему? — восклицаю я.
— Потому что Барт дал тебе больше, чем я, — всё поняв по моему тону, горько усмехается мой король, передёрнувшись от выпитого. И встаёт. — Ну, что ж, нет так нет. Не буду вам мешать.
