И вряд ли я смогла бы остановить вспыльчивую Шарли от необдуманных слов, поэтому даже не пытаюсь.
— Как вы смеете! Я ищу его дочь, — делает к ней шаг Шарлотта, но гадкая рысь зашипев, ощетинивается, жена императора Трэса отступает, а ещё более гадкая, чем её облезлая кошка, Зина разражается смехом.
— Тогда удачи тебе, гордая яворка!
Я глубоко вдыхаю, уговаривая себя не вмешиваться. И рука Эрмины, лёгшая мне на плечо и слегка постукавшая, говорит даже о большем: не дёргайся, мы её размажем, но не сейчас, а когда придёт время.
Хоть я и не мастер интриг, но понимаю, что нас скорее всего и провоцируют на конфликт и всё это направлено именно на меня.
Глава 73. Даша
«Господи, дай мне силы!» — разглядываю я как дамочка поглощает виноград, как скармливает с рук кусок вяленого мяса своей драной кошке. И мне бы вообще уйти, пока эта злобствующая феминистка цепляется к сестре Тати, родившей пятеро детей. Но я жду выхода Конни. А Конни, похоже, заблудилась где-то в коридорах замка. И очень долго шла.
Я напилась воды. Я разглядела с ног до головы всех дам. Я украдкой зевнула, настолько наскучила мне эта работающая на публику скелетина. И я даже поняла, что нашёл в ней Филипп и почему держит её за правую руку.
Зинанта по сути его тень. Сгусток злобы, желчи, жестокости, враждебности — всего того, что он себе позволить не может. Они плохой и добрый полицейский. Она задирается, он успокаивает. Она — квинтэссенция порока, он — верх добродетели. Она — сатана, чёрт в юбке, а он на её фоне — великодушный бог.
А ещё она — соль, перец, специи, всё то острое, чего ему так не хватает в его пресной жизни. Подозреваю, что и это объединение и поглощение соседей он затеял, чтобы чем-то себя занять и заткнуть пустоту. Вот только как бы от этой «мексиканской кухни» в виде Зины у него не зажгло «гудок». Неужели он сам не видит и ни у кого не хватает смелости сказать ему, что эта дикая тварь давно вышла из-под контроля?
И я могу теоретизировать и философствовать на эту тему долго, тем более, что переговоры действительно, похоже, затянутся, но хочу знать правду. Мне не терпится выудить её из Эрмины. А ещё дождаться Конни.
И слава богу, вторая является.
— Коннигейл, дорогая, — устремляется ей навстречу Татия, одинаково приветливая ко всем.
Рука Эрмины вцепляется в моё плечо, когда одно только имя заставляет Зинанту резко развернуться.
Удивление. Смятение. Ужас. Паника. Всё это за долю секунды сменилось на её скуластом лице. Последняя же заставила её так стиснуть свою рысь, что та цапнула её за палец и вырвалась.
— Укусила? — бросается к ней ничего не замечающая и не подозревающая Конни. — Давайте, я помогу.
— Ты вывихнешь мне плечо, — комментирую я как шарахнулась от неё Зинаида, не позволив к себе даже прикоснуться.
— Ты была права, когда сказала, что мы должны взять её с собой, — ослабляя хватку, отвечает мне Эрмина. — Теперь я знаю всё.
Её слова вряд ли кто слышал в общем хаосе. Зинанте пошли оказывать первую помощь. Избавившись от раздражающего фактора, дамы дружелюбно загалдели, делясь своими мнениями. И я уже развернулась, чтобы спросить, что именно Эрмина знает, когда раздался душераздирающий детский крик.
Я не помню кто выскочил первым, кто следом. Но когда я забежала в комнату, откуда и шёл этот звук, Татия уже была там.
— Она убила её, убила, — надрывно рыдает София, которую мать инстинктивно задвигает за спину, пятясь к двери из комнаты.
Там под столом, зажав в зубах бездыханную канарейку, сидит рысь. Грозно ощетинившись, она припадает к полу всеми четырьмя лапами, словно готовясь к прыжку, и зло рычит.
— Вы что, не закрыли клетку? — оказавшись на безопасном расстоянии, от беспомощности отчитывает Тати служанку.
— Клянусь, мадам, дверца была закрыта, — оправдывается та, под громкий плач девочки.
— Ну, ну, не плачь, милая, — звучит голос матери уже из коридора.
И я, конечно, тоже не собираюсь подходить к этой ополоумевшей от запаха добычи кошке. Только радуюсь, что вторая до смерти перепуганная канарейка успела спастись бегством из распахнутой клетки и теперь прячется на гардине. Хоть и сомнительное убежище. Не застань дочь Роберта рысь на месте преступления, вторую канарейку она бы тоже сгрызла — ну, что стоит кошке забраться по тяжёлой шторе! — но несчастной птичке повезло.
— Киса, кисонька моя, — расталкивая всех, приседает Зинанта у стола. — Брось каку! Брось эту ужасную грязную птицу.
— Я прошу. Нет, я требую, чтобы ваше животное немедленно покинуло мой дом, — зло стуча каблуками, подходит к ней Татия и, разом забыв все правила хорошего тона, указывает пальцем на дверь.
— Великодушно простите, мадам де Фалькон, — поднимается с пола на её приказ Зинанта. — Конечно, это недопустимо: животное в доме, раз оно представляет угрозу для ваших домочадцев, — она трепет по голове девочку, прячущуюся за спиной матери и неожиданно оборачивается ко мне: — Нужно лучше присматривать за теми, кто тебе дорог.
Есть что-то жуткое, угрожающее в её взгляде, но мне некогда об этом думать. Когда слуги кинулись ловить рысь, меня позвал Салазар, поэтому я выскакиваю из этой комнаты без оглядки.
— Думаю, это надолго, — в тёмном коридоре обнимает меня Георг, а потом приподнимает лицо за подбородок. — Всё хорошо, не волнуйся, малыш. Филипп ещё для важности покочевряжится, а потом всё что нужно подпишет. У него нет выбора. А потому мы постараемся навязать ему как можно больше своих условий. По каждому он, конечно, будет спорить. Поэтому не жди меня рано. Иди в нашу комнату. Отдыхай. Ложись спать.
— Разбудишь меня, когда вернёшься? — улыбаюсь я ободряюще.
— Конечно, — улыбается он в ответ обнадёживающе.
Я вижу, что до «всё хорошо» там далеко. Он знает, что я всё равно не усну. Но он не хочет меня тревожить напрасно. А я не хочу, чтобы он переживал ещё и за меня.
— Возвращайся с победой, — целую я его у двери.
— И никак иначе, — подмигивает он, отпуская мою руку.
Если бы я только могла ему помочь! Если бы только могла! Но сейчас тот момент, когда всё действительно в его руках. И шагая по коридору, я желаю ему быть сильным, собранным, мужественным. Впрочем, нет, это ему без надобности, он сам по себе такой. Я желаю ему только удачи, помощи в том, где не всё будет зависеть от его ума и воли.
Да, я желаю ему удачи, когда чьи-то сильные руки хватают меня в полумраке и зажимают рот платком.
В фильмах я всегда посмеивалась над такими сценами, и мне кажется, что всё происходит именно в кино, а не со мной, когда я вдыхаю едкую смесь, обжигающую лёгкие, и даже не сопротивляюсь.
И даже ни о чём не успеваю подумать, почти сразу плыву… а потом наступает темнота.
