Глава 81. Даша
Нет, он не проник в меня. Не притронулся там, где нельзя. Ни разу не поцеловал в губы. Я вообще не знаю, как он это сделал, ведь он даже бельё с меня не снял. Но сжав бёдра, к стыду своему, я кончаю вместе с ним. И где-то там глубоко внутри знаю, что всё же это не только чистая благодарность, пусть крохотную, но частичку своей души я тоже отдала ему. Навсегда.
— Мне жаль, Марк…
Он зажимает мои губы пальцем. Потом молча зубами отрывает кусок своей рубахи и вытирает мой живот. Так же, не проронив ни слова, отрывает ещё кусок и, преодолев возражения, начинает бинтовать мою ногу. И я выгибаюсь, бью кулаком по полу, кусаю губы, превозмогая боль, но пока я слегка под наркозом, ногу мою он всё же перевязывает.
Помогает мне надеть платье. Одевается сам. Ложится рядом.
— Ночь долгая. И холодная, — прижимает он меня к себе.
— Почему она сказала, что ты отсюда не выйдешь?
— Потому что в меня тоже влили один особенный яд. И меня уже, видимо, не спасти, — неожиданно улыбается он.
— Но ты сказал, что мы выберемся, — разворачиваюсь я, чтобы посмотреть на него.
— Я имел в виду: ты выберешься.
— А что это за яд? — не пойму я, всматриваясь в его лицо, почему он так безмятежен.
— Ты неужели в них разбираешься?
— Нет, — уверенно качаю я головой и принюхиваюсь, ловя его дыханье. — Но ты пахнешь… мылом. Тебя что мылом накормили?
— Нет, — снова улыбается он.
— А как ты себя чувствуешь? — с тревогой прикладываю я руку к его горящему лбу, к алеющим даже в темноте горячим щекам.
— Как обычно после секса, — подперев голову рукой, грызёт он подобранную соломинку. — Хорошо.
— Брин, — укоризненно качаю я головой.
— Не волнуйся, эта тайна умрёт вместе со мной, — снова лыбится он.
— Ты горишь.
— Тогда давай, если тебя это не смущает, я просто сниму рубашку и на этом закончим разговор.
— Хорошо, — разворачиваюсь я спиной и прижимаюсь в нему как к батарее. — Скажи, что ты делал в Абсинтии. Только честно.
— Приехал за одной девушкой, — он усмехается, но предвосхищает мой вопрос: — Нет, нет, не за тобой. Тебя я тогда не знал.
— За Конни?
— Это ты о ком? — недоумевает он. — А, о той бледной поганке. Нет. Я приехал за Джулией.
— Чего?! — приподнимаю голову, думая, что плохо расслышала. — За Худышкой Джейн?!
— Да. Это давняя история. Когда-то давно, ещё до империи у них с Филиппом была связь. Я бы даже сказал — отношения, — я просто молча пучу глаза, не веря своим ушам, и он продолжает: — Филипп хотел жениться. Но долг, правила, приличия. И церковь ему не позволила.
— Девушка из борделя. Конечно, какой моветон! — киваю я. — И он смирился?
— Ему пришлось. К тому же у него такой характер. Неконфликтный.
— Думаешь, он не забыл её?
— Уверен в этом.
— Тогда теперь я точно понимаю почему он так несчастен. К чему все эти войны, объединения, завоевания. Он хотел забыться, найти себе стоящее дело, посвятить себя ему. Но ему так и не удалось.
— Нет. И второй раз женился на той, что не любил. И стал ещё более несчастен, благодаря мне, спавшему с его женой.
— И ты решил искупить свою вину?
— Вину? Нет, — уверенно качает Марк головой. — Но я хотел ему немного счастья. И если бы она согласилась, если бы я уговорил её…
— Поменять один бордель на другой? — усмехаюсь я. — А я слышала ты разбираешься в женщинах.
— Врут. Нагло врут, — улыбается он.
Но я тут же вспоминаю, как Худышка встрепенулась, когда услышала, что Филипп снова собрался жениться. И этот её вчерашний приезд… а ведь он её всё же уговорил. Ведь она решилась, рискнула. Хоть Мона и не отпустила её одну. И это Брин подсказал им предлог, под которым можно приехать.
— Так вот откуда ты знаешь Мону?
— О, нет — усмехается он. — С Моной я познакомился, когда тебя искал. И поверь, я нашёл тебя раньше, намного раньше твоего короля. Но ты сказала, что я не разбираюсь в женщинах. В общем, будем считать, что я ему уступил.
— Расскажи мне про вторую жену Филиппа, которая погибла, — ухожу я от этой скользкой темы: я и Георг, чтобы не ранить его самолюбие, хотя оба мы прекрасно понимаем, что к чему. — Ты любил её?
— Нет, не любил, — становится Маркус совершенно серьёзным. — Но я страдал. Очень страдал. Мне была невыносима её смерть. Если бы тогда я только знал, что её тоже погубила Зинанта. Если бы догадался…
— Что теперь об этом. Если бы, да кабы, — вздыхаю я.
— Да, — кивает он. — И она была беременна моим ребёнком. А я, к сожалению, не настолько бесчувственный, как все считают.
— Тебя всего лишь изгнали.
— Я был бы больше рад, если бы меня казнили. Но в том, что изгнали нашёл свои прелести. Находиться в этом замке, городе, даже в этой стране мне было невыносимо. Я уехал на Трэс. Купил замок. Вернее, мне его подарила Шарли. Но я жил там практически в заточении. Как отшельник. В полном одиночестве.
— Что же помогло тебе не сойти с ума?
— Море. Картины. Я рисовал. Много. Самозабвенно. В состоянии полного отречения от этого мира.
— У нас говорят, что солёная вода — лекарство от всех болезней. Море, слёзы и пот.
— Как никогда я склонен этому верить. Ты вспотела, — проводит он пальцем по краю моих волос. — Твоё лекарство сработало. Ты будешь жить, чужая женщина. И это главное.
А ещё я никогда не забуду какой ценой мне досталась эта жизнь.
Так дорого я, наверно, ещё никогда не платила.
Я буду себя уговаривать, что не могла поступить иначе. Убеждать, что не могла позволить себе умереть. Затыкать эти гаденькие голоса в своей голове тем, что спасала ребёнка. И тем, что не могла обречь Георга на эти муки — пережить мою потерю, и нашего сына, будущее, всё.
Но я никогда не забуду, что это была измена. Никогда не избавлюсь от этого гадкого, липкого чувства, что я предала его. Почти предала. Но обещаю, я переживу, справлюсь и с этим.
«Я её даже не поцеловал», — вспоминая Гошкины слова, накатывает на меня сначала нервный смех, а потом так же внезапно из моих глаз льются слёзы.
— Не плачь, — кладёт горячую руку на моё плечо Брин и словно читает мои мысли. — Я клянусь тебе, он не узнает. От меня никто и никогда этого не узнает.
— От меня тоже. Но я всё равно не хочу, чтобы ты умирал.
— А мне плевать. В моей жизни было всё. Женщины, которых я не любил. Жизнь, которую не хотел. Мечты, что не сбылись. У многих не бывает и сотой части этого, хоть живут они до старости, — улыбается он. — Но обещай мне хоть иногда вспоминать обо мне, моя несбывшаяся мечта. Хоть иногда. Когда эта война закончится. Когда ты нарожаешь мужу столько детей, сколько он захочет. Когда однажды, ты оглянешься на прожитую жизнь и вдруг перестанешь сожалеть о том, что сегодня случилось. Потому что оно стоило того, даже не сомневайся.
