— Наверно, он так его и не простил. А когда Георг пришёл, я честно ему во всём и призналась. Что брежу им. Что хочу его. Невыносимо.
— Ты прямо как Татьяна Ларина, — качаю я головой. — Только хуже.
— Я знаю, нет мне прощения. И я была обижена, зла на вас, на тебя, на него, на Дамиана, на весь мир. Моя жизнь катилась в бездну, и я решила, что мне нечего терять.
— И что он сделал? Георг?
— Выслушал. Одел меня. Провёл пальцем по щеке, нагнулся, но даже в щёку не поцеловал. Сказал: «Это пройдёт. Вот увидишь. Просто нужно время». И ушёл.
Я отставляю чай. Встаю.
— Клянусь, всё было именно так, — подскакивает она. — Я знаю, я очень виновата перед тобой, поэтому если ты решишь, что…
— Иди сюда, — подзываю я её рукой и прижимаю к себе. — Прости меня, Кать. Прости за всё. Если, конечно, ты сможешь меня простить. Потому что для меня это важно. Действительно важно.
— Ты ни в чём не виновата, Даш.
— И ты ни в чём не виновата, Кать.
— Мне теперь так стыдно перед ним, — вздыхает она.
— Георг — взрослый мужик, Кать. И поступил по-взрослому. Он никогда не скажет о тебе ни одного дурного слова, и ты отпусти и забудь. Оно и правда пройдёт.
— Оно уже прошло, — грустно улыбается она, когда я её отпускаю. — И я рада за вас. Честно рада.
— Тогда пойдём? Не хочу опоздать на свою свадьбу.
Яркое солнце. Украшенный город. Нарядные горожане. Улыбки и радость на лицах. Даже из окна кареты видно, что сегодня для них действительно праздник.
А я, чёрт возьми, волнуюсь. По-настоящему. Особенно когда карета поворачивает не туда.
— Барт, что происходит? — высовываюсь я из окна.
— Всё в порядке, — улыбается он. — Одна запланированная остановка.
— Вот не зря ты бреешься, иначе я бы за тебя взялась, — возмущаюсь я, когда меня заставляют ещё и задёрнуть шторки. А потом снова бурчу, когда выползаю из кареты, воюя с длинным платьем.
— Вот когда ты ворчишь я и понимаю, сколько тебе на самом деле лет, — подаёт мне руку мой будущий муж.
— Гоша, ну ё-моё, жених не должен видеть невесту в подвенечном платье.
— Правда? — округляет он глаза, подтягивает меня к себе и красноречиво просовывает между нами руку. — Мне кажется, я много чего не должен был делать до свадьбы, — легонько поглаживает он мой живот. — Но я просто хотел, чтобы ты увидела это первая.
И когда карета проезжает вперёд, чтобы развернуться, я действительно это вижу. Вернее, сначала слышу. А ещё вернее — как раз не слышу.
— Это же говорящий мост? — оглядываюсь я, а потом подпрыгиваю и не верю своим ушам. — Он молчит? Точно молчит? — топаю со всей силы.
— Как немой, — улыбается мой великолепный король. Боги, как же он хорош! Как же идёт ему чёрный, и белый, и эта безумная зелень его глаз, я просто не могу оторваться, глядя на него.
— Когда начал таять снег, — приподнимает он мою голову на подбородок, — сдвинулся алтарный камень и из-под него забил родник. Теперь это не сухая река, а самая настоящая, мокрая. Ты вообще меня слышишь?
— Да, и не только тебя, — киваю я, глядя на него как заворожённая. — Теперь под мостом течёт река. Гош, я люблю тебя.
— Неожиданно, — улыбается он, приподнимая одну бровь и берёт меня за руку. — Посмотри лучше сюда.
— Е… гипетская сила! — останавливаюсь я у перил.
Весь склон Мёртвого леса, сколько видит глаз, покрыт распустившимися цветами. Фиолетовыми, белыми, жёлтыми. И, клянусь, я знаю, что это за цветы.
— Крокусы!
— Целые поля крокусов, — поясняет он и показывает на деревья. — А посмотри на набухшие почки.
— И мёртвый лес ожил?!
Я прижимаю обе руки к груди.
— Кажется, мы точно сегодня поженимся. Проклятье снято.
— Это если ты вдруг когда-нибудь сомневалась, что я люблю тебя. Видишь, честное слово, люблю, — наклоняется он, но поцеловать накрашенные губы я ему не позволяю.
— Только после свадьбы, — отстраняюсь я. — А то ещё сбежишь.
И с гордым видом залезаю снова в карету.
И снова начинаю волноваться. Прямо как девочка. Прямо как первый раз.
И когда Барт ведёт меня под торжественную музыку по проходу, я вижу, что Гошка, стоя у алтаря, тоже волнуется. И Дамиан нервно переступает с ноги на ногу — всё же это его первая свадьба. А Годелин, стоя рядом с Грифом, отцом и Шарли даже прослезилась, глядя на нас. Хотя меня больше умиляет Тэфил Алабастр Гриф, влюблённый в неё по уши.
«А говорил: да я, да никогда», — улыбаюсь я и останавливаюсь напротив моего короля.
Сердце замирает, глядя на него. И он не сводит с меня глаз.
И какая нам разница что там бубнит Дамиан, как настоящий священник, какие правильные и нужные слова мы говорим, зачитывая наизусть свои клятвы. Какие кольца теперь у нас на пальцах. И какими возгласами взрывается толпа, когда нам разрешают, наконец, поцеловаться.
Мы нашли друг друга. Мы столько всего преодолели на этом пути. И какие бы испытания ни готовила нам судьба ещё, мы справимся. Точно справимся. Ведь мы любим друг друга. И это — самое главное.
— Да здравствует король!
— Да здравствует королева!
Эпилог
— Петя, вылези из воды немедленно! — кричит Дашка, поднимаясь с моего плеча и рукой прикрывая глаза от солнца. — Петя! По жопе надаю! Вот сейчас встану и надаю, не сомневайся! — а потом поворачивается ко мне: — Как ты думаешь, он меня правда не слышит или только делает вид, как ты, когда не хочешь слушать?
— Конечно, не слышит, — улыбаюсь я, и тяну её, заставляя лечь обратно. — Не кипятись. Расслабься. Солнышко светит. Море шумит. Шезлонг удобный. Навес надёжно защищает от солнца, не обгоришь. Что ещё надо? Да, подушки мягкие. Я — рядом. А с детьми полно служанок, вот они пусть за ними и следят.
— Это же мои дети, а не служанкины, не могу я их просто так оставить. Не по-нашему это как-то.
И снова подскакивает.
— Марк, выплюнь камень! Выплюнь сейчас же! Ян, а ты перестань есть песок!
— А мне кажется камень грызёт как раз Ян, а Марк набил полный рот песка, — приподнимаюсь я на локте.
— Хрен разберёт этих близнецов, — откидывается Дашка, сдаваясь. — Всё, я устала. Пусть едят, что хотят. Им сидеть потом на горшках, не мне. Надеюсь, с девочками будет меньше проблем, — прижимает она руки к большому животу.
— Ага, — улыбаюсь я, — надейся.
И показываю на Машку, которая решила искупать обеих собак против их желания, и усиленно затаскивает их в море.
— Надеюсь, потому что девочка будет одна. И всё, закончим на этом с детьми. Всё, Гош! И не важно, что я там тебе обещала. Я устала ходить беременная.
