— Не хочу быть похож на своего отца.
— Не хочешь, что? — сморщился я. — Использовать в мужских разборках детей и женщин? Похвально. Я не против. Только ложь это, пиздёж и провокация. И я снова предположу, пока ты придумываешь как бы выкрутится и отмалчиваешься. Предложу тебе ещё один вариант. Может, ты рассчитывал очаровать девочку, чтобы она сама с тобой ушла? Не давил, не настаивал. Решил сразить своим благородством? Или тебя вдохновлял вид посрамлённого Моцарта, брошенного у алтаря? Мой позор и унижение? Моё растоптанное самолюбие? Хотел сделать меня посмешищем? Уже вижу заголовки: невеста Моцарта бросила его ради охранника. Или хотел пойти дальше? Жена Моцарта изменила ему с телохранителем? Минутка славы. Расчёсанное до крови ЧСВ.
Он переступил с ноги на ногу и отвернулся:
— Ну за жену, боюсь, ты бы и правда меня убил. Жена не невеста.
— Но… что-то пошло не так? — усмехнулся я.
— Да всё пошло не так, Сергей, — выдохнул он, наконец, повернулся и вытащил руки из карманов, готовый говорить. — Ничего я такого и близко не собирался. И в мыслях не было, если честно. Не нужны мне ни эти сомнительные почести, ни месть, ни уводить у тебя девчонку. Не знаю зачем я её поцеловал, — выдохнул он с тоской. — Честно, не знаю. Из сострадания что ли. Пожалел. Что-то было в ней такое в тот день, отчаянное, обречённое. А мне в принципе не по нутру вся эта ситуация. Я пришёл к тебе работать как к человеку справедливому и сильному, злому, но честному. И ни разу я в тебе не усомнился, чем больше узнавал. И вдруг эта девочка! — Он взъерошил рукой волосы и покачал головой. — Её заставили. Вынудили. Продали. А ты, сука, купил. И она бьётся как птичка в клетке. А ты ходишь вокруг как жирный кот. Придавишь лапой и смотришь. И не ешь, и не отпускаешь.
— Так ты, выходит, хотел её спасти?
— Не знаю, чего я хотел. Так и не решил. Наверное, да, спасти. Вызволить. Защитить. Искал только способ. Не ради себя, ради неё. Да, это моя чёртова работа — защищать. И я чертовски хорошо её выполняю. Потому что ничего другого не умею. И ты, конечно, силён, Моцарт. Могуч, умён. Но смотреть как девчонку держат в заложницах, извини, не моё.
— Всё не так, Вань, — хлопнул я его по плечу.
— Да я уже понял, — вздохнул он. — Когда пообщался с ней поближе. Когда узнал получше. Но от этого ещё горше. Она заслуживает нормальную жизнь. А не вот это всё. Хорошую семью. Уверенность в завтрашнем дне. Ей надо учиться. Расти. Взрослеть. А не вариться во всём этом бандитском дерьме. Не видеть каждый день всю эту срань, в которой мы живём.
— Ты думаешь я этого не понимаю? Думаешь, не сделал всё возможное, чтобы дать ей время не торопиться делать мою жизнь своей? Думаешь, не предложил просто переждать, отнестись к этому как к временным неудобствам, сыграть в это как в игру и вернуться к своей обычной жизни? Думаешь, держал? Но всё к чёртовой матери пошло не так. Для меня. Для неё. Всё стало серьёзнее некуда.
Он вздохнул.
— Но и сделанного не вернуть. Теперь она переживает. Я чувствую себя полным идиотом.
— Всё так, — улыбнулся я. — Она переживает, ты идиот. Но давай поставим на этом точку и забудем. Потому что ты действительно чертовски хорошо выполняешь свою чёртову работу. И ты мне нужен, Вань. Говорю тебе как есть. Один я это дерьмо не потяну. Но выбор за тобой.
Он снова тяжело вздохнул. И расправил плечи.
— Можете на меня рассчитывать, Сергей Анатольевич.
Ну вот и славно! С облегчением выдохнул я.
— А ты можешь рассчитывать на меня, Иван Давыдов, — открыл я дверь и улыбнулся.
— Почему он назвал тебя Давыдов?
Женский голос заставил меня задержаться. Сойдя по ступенькам, я остановился.
— Это Моцарт, мам, — представил Иван, выйдя вслед за мной.
— Моцарт?! — всматривалась в моё лицо жена убитого мной Давыда, словно только что увидела.
Вот такие моменты я называл самыми страшными в жизни.
— Я…
Но она покачала головой.
— Ничего не говори. Не надо.
— А кто у нас Моцарт? — неожиданно присоединилась Диана. Засунула в рот леденец на палочке.
— Познакомься, Ди. Это Моцарт, Женькин будущий муж.
— У-у-у, Ваня, да ты лопух, — хмыкнула она. — Не отстоял девчонку. А ты молодец, Моцарт. Женька огонь!
Мать потрепала её по голове и обняла. Но та вывернулась.
— М-м-м, хуета, — достала изо рта леденец, скривилась.
— Диана! Ты как разговариваешь!
— Да чё Диана, мам, если такую хуйню стали делать. Етти! Етти, Етти! — позвала она лохматого пса, коротко свистнув. И скормила ему конфету. Вместе с палкой.
Умный пёс, правда, конфету умело разжевал, а палку выплюнул.
— А почему такое странное имя? Моцарт? Играл в школе на скрипочке? — спросила Диана.
— Типа того, — улыбнулся я. — Ходил в футболке с портретом Бетховена. А физрук пальцем ткнул и сказал: Иди сюда! Вот ты, Моцарт! Так и пристало.
Я махнул рукой, прощаясь под Дианкин смех.
И от того, как она смеялась, запрокинув голову, что-то снова защемило в груди.
Ещё это взгляд, одновременно тоскливый и испуганный, что бросила на меня её мать…
— С возвращением! — рявкнули из темноты гостиничного номера.
— А! Сука! Блядь! — вздрогнул я всем телом и трижды хлопнул по стене, пока в тёмной комнате наконец зажегся свет.
— Можно просто Целестина, — поднялась Элька с кресла.
— Ты какого хера здесь делаешь? — выдохнул я, хватаясь за бок.
— Приехала спасать твою задницу, — заявила она бодрым голосом. — Твою печень, я вижу, мне уже не спасти. А вот за задницу ещё можем побороться. Ты должен отменить свадьбу, Моцарт.
— А ты и правда теряешь хватку, — усмехнулся я и завалился на кровать прямо в одежде. — Это исключено, Эль. Свадьбе быть. Подай-ка мне лучше вот ту папочку.
— Эту? — швырнула она на кровать кожаную папку с письменными прилежностями. — Сергей, ты не понимаешь…
— Иди ты в жопу, Эля! — достал я конверт и написал на нём цифру шесть. — И не еби мне мозги. Завтра у меня ещё до хуища дел. Адвокаты, юристы, муисты. А послезавтра свадьба. И она будет. Как там говорят? Если хочешь сказать, почему я не могу это сделать, скажи сейчас или заткнись навсегда, — улыбнулся я, доставая чистый лист. — Потому что я женюсь, Элька! Женюсь!
— Ну как знаешь, — встала она. — Если что, я предупредила.
— О чём? — крикнул я ей вслед. Но она уже вышла, зло хлопнув дверью.
Глава 34. Евгения
Я бросила последний взгляд в зеркало.
Пора!
Приподняла подол белого платья. Выдохнула в тесном декольте, набираясь смелости. И пошла за горничной, Антониной Юрьевной, что последняя ждала меня в коридоре.
