Я подал ему пистолет рукоятью вперёд.
— Я… — он попятился. — Я… не умею.
— Так я затем тебя и привёл. Учись! Как ты собрался со мной на дело, не умея стрелять? Мало ли что может случиться. Вон там видишь у стены, — показал я, когда он покачнулся, потому что колени у него подогнулись.
Того, что останется жив, он, наверно, уже и не ждал. И если бы так не трясся за свою шкуру, то давно бы заметил, что у стены висят бумажные мишени.
— Это тир, дружок. Наш учебный стрелковый тир. Бери, — снова протянул я пистолет. — И жми на курок.
И он взял.
Руки его ходили ходуном. По вискам тёк пот. Но, честно говоря, выбора у него не было. Только стрелять.
От первого выстрела, что оглушил нас обоих, его отбросило отдачей как девчонку. Но уже следующий, слушая мои инструкции, он сделал увереннее. Третью пулю выпустил случайно и чуть не отстрелил себе ногу. На четвёртом — правильно поставил тело и даже попал в мишень. Правда не в ту, что целился, а в соседнюю. Разнервничался и пятый снова ушёл мимо. Но к шестому собрался, и тот лёг «в молоко». Седьмой — тоже, но кучно, рядом с шестым.
«Остался один выстрел», — внутренне собрался я.
Беретта за спиной удобно легла в руку.
Остался один шанс у парнишки: выпустить пулю в меня или в мишень.
Если он хочет отомстить за отца, другого шанса у него не будет.
Он поднял оружие.
Посмотрел на меня.
— Поднял — стреляй! — приказал я.
И он нажал на спусковой крючок.
— Я попал, попал! — радовался Антон так искренне, что на глазах выступили слёзы. — А можно мне её взять? — показал он пальцем на приехавшую мишень с дыркой ровно по центру.
— Да забирай, — усмехнулся я. — А знаешь, какое правило есть у меня? Никогда не стрелять в безоружных людей.
Я выразительно посмотрел на пистолет в его руке и достал из-за пояса Беретту.
— Ну а теперь рассказывай.
— Ш-што рассказывать? — уставился он на хромированный ствол старушки Берты.
— Зачем вы с Женькой ездили в парк?
Поиграем в ревнивого жениха. Или, мать его, я правда ревную? Так просто во мне вдруг поднялся гнев, когда я вспомнил как они смеялись в вертолёте и как она смотрела.
На него. А потом на меня.
— В п-парк? — заикался Гандоша, боясь пошевелиться, только машинально сжал ИЖ в опущенной руке до побелевших костяшек. — Евгения Игоревна хотела увидеть место события, что произошло там много лет назад.
— Какого события?
— Перестрелки, — парень сглотнул. — Бандитской разборки. Целестина встречалась с ней и вызвала какое-то видение с того места.
— Видение? И Женька ради него попёрлась среди ночи в парк? — скривился я.
Прибить мало эту Эльку. Чёрт её знает, чего она наговорила. Девчонке только её пророчеств не хватало! Я так стиснул зубы, аж челюсть свело.
— Нет, не ради предсказания. Ради вас. Сказала, что это важно. Если она вспомнит больше, у вас будет какая-то важная информация.
— И как? Вспомнила? — усмехнулся я.
Тебе Антоний прогиб не засчитан. То, что вы поехали якобы ради меня, ничего не меняет. Это девочкам можно дурить, нам — нельзя. Мы за них в ответе.
— Я… я не знаю, — промямлил он.
— Да неужели? Стоял рядом и ничего не видел, не слышал, кроме того, что это была бандитская разборка, и что там ещё? — прокрутил я в руке верную старушку Берту, и она жёстко и точно легла в ладонь.
— П-перестрелка.
У-у-у. Я покачал головой. Эка парнишку штормит от страха-то. Но уроки усваивает быстро: свой пистолет не бросил, но и на меня не поднял.
— О чём ещё вы говорили с Евгенией Игоревной? — я подышал на ствол Беретты, протёр его рукавом и, не услышав ответа, поднял глаза. — Я задал вопрос.
— Простите, шеф. Но я не могу об этом говорить, — удивил он меня ещё больше.
— Не понял, — хмыкнул я. — Ты отказываешься отвечать?
— Нет, шеф. Всё что угодно, если это касается меня. Но если девушка делится сокровенным…
— А она делилась с тобой сокровенным? — Я зло скрипнул зубами. Каков рыцарь! — С чего бы?
— Ей больше не с кем. И, простите, но я скорее умру, чем выдам её секрет.
— Ну что ж. Тебе не кажется, что у тебя есть такая возможность? Прямо сейчас.
— Шеф, я… — попятился он, хотя дуло Беретты по-прежнему смотрело в пол, а не на него. — Вы можете меня убить, но я всё равно не скажу. Не могу.
— То есть увезти мою невесту чёрт знает куда ты можешь? Провести с ней несколько часов наедине — можешь! Врать мне в глаза — без проблем! А сказать правду — кишка тонка?
— Шеф, это… неправильно.
— Чего? — скривился я. — Скажи ещё: неблагородно. Или, может, думал, я вызову тебя на дуэль? Сразимся за честь дамы?
— Я… я бы не посмел.
— Нет, ты как раз посмел. И ты знал, что я такого не прощаю. И всё же сделал. Зачем?
— У меня не было никаких задних мыслей, клянусь! Она была расстроена. Плакала. Ей было очень одиноко и плохо. И лучше бы на моём месте оказались вы. Она точно хотела, чтобы это были вы, но рядом был только я, — она даже перестал дрожать и выпрямился, глядя мне в лицо.
Я глубоко вздохнул, не сводя с него глаз.
И протянул лист с фотографией.
— А чего ты хотел, когда оставил это дерьмо на моём столе?
Он побледнел, но не сказать, чтобы смертельно. Словно этого разговора он ждал. Сглотнул.
— Как вы узнали, что это я?
— Блядь! — хмыкнул я, бросая лист.
— Да, да, я знаю, что вы Моцарт и этим всё сказано. Но как?
— Здесь я задаю вопросы, — смерил я его ледяным взглядом. — И я спросил какого хера?
Он набрал в грудь воздух и резко выдохнул. Обречённо, но не испуганно. Как пловец перед прыжком с вышки, которого не избежать:
— Хотел проявить себя. Показать, что могу больше.
— Что?!
Он нервно сглотнул, понимая, как жалко звучит, но всё же ответил:
— Хотел доказать вам, что у меня тоже талант. Криминальный.
Я коротко хмыкнул, переваривая его слова, а потом заржал. Заржал в голос.
Святое дерьмо! Я думал он засланный казачок. Крысёныш. Видел что угодно: предупреждение лично мне, попытку внести раскол в ряды моих людей, желание посеять напряжение, недоверие и смуту, стремление вывести из игры Патефона, даже личные мотивы — месть за смерть отца, а он…
Блядь! Грёбаный детский сад!
— Антон, — всё ещё давясь со смеха, я засунул Беретту за пояс и вытер выступившие слёзы. Он смеялся вместе со мной. — Я не мастер читать нравоучения. И понятия не имею как вести себя с детьми. Но, будь добр, больше так не делай. Не трать наши ресурсы на то, чтобы заниматься этим сраньём.
