Я посмотрела на Моцарта. Он поднял ко мне лицо и выразительно кривился:
— Позвони лучше Антону. Он мне больше нравится.
— Антону? — в очередной раз забыла я про Артура, не понимая, этот чёртов Моцарт сейчас шутит или говорит серьёзно.
— Жень! — раздалось за его спиной.
Чёрт!
— Нет, Артур. Не надо. Прости, — покачала я головой.
И больше мне было не до него.
Иван открыл нам дверь машины. Моцарт посадил меня на заднее сиденье. Но сам не сел.
— Сергей, ты это серьёзно про Антона? — выглянула я, видя, что он садиться не собирается.
— Вполне, — пожал он плечами. Этот жест я знала, он читался как «А что не так?» — Считай, ты только что получила официальное разрешение.
— Почему это прозвучало как «заслужила»?
— О, нет. До «заслужила» ещё далеко, — усмехнулся он совсем невесело. Достал из кармана пакетик и протянул мне. Я машинально взяла, но смотрела только на лицо Моцарта, ставшее вдруг чужим и непроницаемым. — Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я имел в виду, когда сказал, что ты должна решить сама?
— Нет, — отчаянно помотала я головой. — Не понимаю.
— Мне ничего не стоит решить за тебя, Жень. Щелчок пальцами, коктейль, цветы и ты… — … «потекла», добавила я мысленно за него. — Я знаю, что не красавец и намного старше тебя. Но я слишком хорошо знаю и насколько это неважно, когда ты мужчина. — Он обречённо выдохнул, видя в моих глазах непонимание, и присел передо мной на корточки как перед маленькой девочкой. — Не влюбляйся в меня. Не привязывайся. Не выдумывай наш роман. Его нет. Сейчас понятно?
— Более чем, — сцепив зубы, кивнула я.
— Вот и хорошо, — коротко сжал он мою руку, безвольно лежавшую на сиденье.
— Но что тогда значит: я с тобой?
— Это значит не рассчитывай на взаимность. Если ты со мной, то только потому, что так решила ты. Сплю я с тобой или не сплю — неважно. Важно: могу я тебе доверять или нет. Важно: доверяешь ты мне или нет. Все эти сцены ревности, сложности, сования носа в мои дела — сразу нет.
— А если я против тебя?
— Значит будет как сейчас: тотальный контроль. Звонки, переписка, разговоры, перемещения — я слышу каждый твой вздох, но при этом ничего тебе не рассказываю, ничего не объясняю, ни во что не посвящаю. Хоть все наши договорённости и останутся в силе.
Больше у меня не было вопросов. Только один.
— Почему? — боясь моргнуть, заглядывала я ему в глаза, преданнее собаки. — Почему, Сергей?!
Он тяжело вздохнул. Но я была уверена: понял о чём я.
— Потому что я однолюб, Жень, — Он поцеловал меня в щёку. — Спокойной ночи!
И захлопнул дверь машины.
Я вздрогнула от этого звука, словно внутри меня разлетелась на осколки огромная стеклянная конструкция. Видимо, так и разбиваются мечты.
— Евгению Игоревну домой. За мной возвращайся… — обратился он к Ивану.
Я не услышала, когда. Я вообще больше ничего не слышала из-за оглушающего хрустального звона.
И пакетик у меня в руках теперь жёг пальцы. Я его узнала — это были детальки, что я подняла с полу в гольф-клубе и отдала дяде Ильдару.
Он считает меня предательницей? Он…
Нет, нет, он же дал мне выбор. Он с самого начала всё знал.
Слёзы потекли сами.
Спать я легла без него.
И, что бы он там себе ни думал, заснула на его подушке.
Глава 23. Моцарт
Однолюб. Я усмехнулся, глядя как сладко она спит, обнимая мою подушку.
Какую только херню не скажешь, лишь бы не рушить восемнадцатилетней девчонке жизнь. Не лишать прелестей юности. Её влюблённостей и очарования. Её ошибок и личных драм. Прогулок под звёздами. Поцелуев в кинотеатрах. Пикников на набережной с дешёвым вином и пирожками, купленными в студенческой столовке.
Я тяжело вздохнул. И не стал её будить.
Переночевал на диване в гостиной. И уехал до того, как она проснулась.
Чтобы с утра поработать, а ближе к обеду встретиться с женщиной, что сильно рисковала, чтобы добыть мне детали устройства, которые я так опрометчиво бросил в гольф-клубе.
— Ир, спасибо!
Конечно, я принёс цветы. И даже надел строгий чёрный костюм с белой рубашкой, чтобы её порадовать. Но, кажется, сделал только хуже.
— Емельянов, ты что попрощаться приехал? Вырядился словно на похороны, — хмыкнула Ирина Борисовна.
Мы встретились в парке, где обычно и встречались. Но в этот раз я не вручил ей ключ от номера в гостинице. И пригласил прогуляться.
— Кое-что изменилось, — смотрел я под ноги, на лакированные носки дорогих итальянских туфель.
— Это что же? — не спрашивала, вопрошала моя прокураторша. В машине она оставила и цветы, и даже сумку, распихав нужное по карманам и шла рядом, размахивая свободными руками.
— Немного больше, чем всё, — сцепил я руки за спиной. — Я женюсь.
— Это не новость. Дата твоей свадьбы даже отмечена у меня в календаре кружком. Надеюсь, ты меня пригласишь?
— А ты придёшь? — посмотрел я на неё с недоверием.
Нет, у меня было не так много женщин, чтобы они встали многометровым коридором, провожая меня к алтарю, а постоянных — за всю жизнь по пальцам одной руки пересчитать. Но это желание попахивало мазохизмом.
— А почему нет? — хмыкнула она. — Усадьба кого там? Воронцовых?
— Да, у них этих усадьб! — улыбнулся я. — В каждой губернии.
— Я посмотрела. Чудное место. Голубой особнячок с башенкой-бельведером. Елизаветинское барокко. Ухоженный парк с оранжереей. Симпатичный прудик. И даже некоторые архитектурные излишества, например, грот. Я бы только из-за грота поехала. Что в нём сейчас?
— То же, что было двести лет назад — родник. И небольшой ручеёк, впадающий в пруд.
— Жаль, что не склеп. Склеп было бы интереснее. А ты знал, что какое-то время эта усадьба была даже богоугодным заведением — больницей для душевнобольных?
— На что-то намекаешь? — остановился я у куста боярышника с кроваво-красными плодами. Оторвал ягодку. Засунул в рот. М-м-м, вкус детства.
— Нет. Всего лишь наглядно демонстрирую интеллект, в котором ты, похоже, сомневаешься.
— Будешь? — протянул я гроздь боярышника.
— Обосрёшься, Емельянов. Он же не мытый.
— Прости? Мне показалось? Я вроде только что слышал про интеллект? — пошёл я дальше, обернулся.
— Ты невыносим, — всплеснула Ирка руками.
— А ты злишься.
— Да, я злюсь, Серёж. Я злюсь. Я хочу секса, — нагнала она меня. — Я не для того рисковала шкурой, меняя в лаборатории одни твои хренатеньки на другие, чтобы ты торжественно сказал мне «спасибо» и грустно погулял со мной по парку.
