Значит, рассуждали мы, нужно идти дальше. Мы не идеальные мама с папой, и никогда ими не будем. Но очевидно, что после Школы приемных родителей и работы над собой уже отчасти изменили кое-что к лучшему. После огромного количества прочитанных книг по детской психологии знали, как правильно выстроить коммуникации с ребенком.
И верили, что эти новые знания облегчат нам путь.
Летом 2013 года, перед решительным шагом, мы поехали в отпуск в Италию – планировали набраться ресурса, как следует отдохнуть перед тяжелым, как нам тогда казалось, марш-броском – а потом уже приступать к поиску ребенка. На этот раз морально я была готова к тому, что жизнь изменится самым непоправимым образом. Заранее уволилась с работы, как уже говорила, с должности главного редактора журналов, чтобы освободить пространство для семьи и творчества. К счастью, в материальном плане мы уже могли себе позволить мою свободу – не зря столько лет пахали как проклятые. А главное, смирилась с мыслью о том, что минимум год – пока ребенок не подрастет и не адаптируется в семье – я вряд ли смогу писать. Эта готовность далась сложнее всего. Зато воспоминания о совмещении диссертации с младенчеством Нэллы стали лучшим предостережением: я не хотела снова проваливаться в параллельный мир, оставляя малыша без внимания. Не хотела превращаться из-за цейтнота в комок оголенных нервов, который может сорваться из-за усталости на крик и навредить. Малышу, который придет к нам в семью, и без того уже хватило бед, предательств, несчастий. Мы должны были залечивать раны, а не наносить новые.
Самое важное в пополнении семьи любым способом – это готовность и желание обоих родителей принять ребенка. Следом появляется возможность изменить свою жизнь и найти нужные ресурсы – моральные, физические, человеческие, финансовые.
Итак, я была готова. Денис мечтал о малыше. Поиски начались.
Сначала мы пошли самым простым путем: стали обзванивать Федеральную базу данных детей-сирот. Но поскольку, как практически все усыновители в самом начале пути, поставили для себя слишком жесткие рамки – ребенок или два ребенка до пяти лет, без тяжелых особенностей здоровья – поиски успехом не увенчались. Мы слышали «нет детей», «этого забрали», «того оформляют» и не понимали, для чего в таком случае нужны дома ребенка в стране. Если можно сразу устроить младенцев в семьи. Малыши без особых проблем со здоровьем моментально обретают родителей – и слава Богу.
Собственно, тогда уже понимали, что дети до пяти лет в принципе не должны попадать в сиротские дома: иначе самый важные сенситивный период оказывается упущен.
А для малышей с особенностями это и вовсе становится катастрофой. Происходит глубокая инвалидизация. В учреждении ребенка с врожденной патологией, как правило, кладут в кровать, но не развивают, не учат самообслуживанию, не занимаются сенсорной интеграцией. Все это может делать постоянный значимый взрослый, с которым должна формироваться привязанность, а такого человека на каждого ребенка в системе нет. И уход часто сводится к смене памперсов – да и то их дневная норма не позволяет делать это достаточно часто – и кормлению жидкой пищей. В результате такой «реабилитации» маленький человек теряет весь свой потенциал. Несколько лет без движения в кровати, и многие возможности упущены, а на ребенка ставят чудовищное клеймо – «овощ». И даже с таким накопленным опытом не ходящие, не говорящие дети в семье, благодаря усилиям родителей, начинают развиваться и ведут в итоге нормальную жизнь. К счастью, сегодня вокруг нас огромное количество прекрасных семей, поставивших на ноги детей, которых сиротская система считала безнадежными.
Но мы с Денисом – это было больно тогда и непросто до сих пор – понимали, что не осилим принятие детей с тяжелыми заболеваниями. Я знала свою реакцию на больницы и на врачей. Денис понимал, что не сможет восстанавливать одновременно и меня, и ребенка. Мысль о помощи крутилась в голове непрестанно, но нужно было смотреть на вещи реалистично. Брать на себя обязательства по силам и с учетом ресурсов.
Отчаявшись найти ребенка через базы, мы решили лично поехать по опекам. Сначала – московским, по прописке («Да что вы, у нас только дети старше двенадцати лет!», а мы о подростках тогда даже не думали), потом и региональным. Полагали, что чем дальше от столицы, тем меньше у людей возможности принять ребенка: ниже уровень жизни.
Конечно, в первую очередь в голову пришли регионы, в которые мы могли приехать в любой момент и вернуться столько раз, сколько будет нужно. Родной Татарстан, ближайшая к нему Марий Эл и Подмосковье. За несколько недель мы объехали все опеки, до которых смогли добраться. Оставили копии своего заключения о возможности быть усыновителями. И… вернулись в Москву ни с чем.
Честно говоря, тогда я подумала, что, значит, это и есть решение. Недостаточно хорошим родителям не доверяют детей. Опыт воспитания Нэллы показывал, что со многими задачами мы справлялись, мягко говоря, не лучшим образом. Нужно было смириться и не пытаться ломать судьбу, причем не только свою, но и ребенка, который пока даже не знает о нашем существовании.
Я стала жить так, словно никакого усыновления мы больше не планировали. Снова взялась за книгу, которую начала писать еще во время учебы в Школе приемных родителей. Стала просить чуть больше нагрузки на радио – была тогда литобозревателем на КоммерсантЪ FM.
А через месяц, внезапно, позвонили из Центра усыновления в Казани. В тот день я была на радио, записывала свои крошечные программы о книгах. Помню, в подвале, где была студия, телефон ловил очень плохо, и я пулей вылетела наверх, чтобы поймать связь.
– Алло! Алло! Это Диана Владимировна? – нервничал женский голос с татарским акцентом. – Вы меня слышите?
– Да!
– Приезжайте завтра, – потребовала сотрудница Центра, – девочка есть, направление вам дадим.
– Как завтра? – я опешила.
– Вот так! – голос заторопился. – Если не можете, мы следующих по очереди пригласим. Желающих много.
– Нет-нет, – я заволновалась, – мы приедем!
Через час мы уже купили билеты. Ночь снова выдалась бессонной – четырнадцатилетняя Нэлла в своей подростковой манере вместо девяти вечера явилась ближе к полуночи, как я ни объясняла ей важность предстоящей поездки. До ее прихода домой я волновалась, а в четыре утра, так и не сомкнув глаз в мыслях о том, что если мы не можем воспитать кровного ребенка, приемных нам точно не положено, мы втроем погрузились в такси. В семь утра – точно по расписанию – мы вылетели в Казань.
На встречу с судьбой.
Сначала приехали в Центр усыновления, получили направление на знакомство с ребенком и краткий инструктаж. Потом примчались в детскую больницу, перинатальное отделение, и пообщались с врачом.
А потом маленькую Дашу, укутанную в одеяло, принесли к нам знакомиться. Медсестра разворачивала малышку на пеленальном столике, а я смотрела на все происходящее со стороны, как в кино, и не могла поверить своим глазам. Что, так бывает?! За то, что мы всего-навсего прошли Школу приемных родителей и собрали пачку бумах, нас готовы признать достойными родителями?! Да если бы они только знали!
