Иллюзия того, что можно силовыми методами «переделать» подростка, нередко становится причиной отсутствия отношений в семье. Любые изменения в мировоззрении, поступках, характере могут происходить только при наличии мотивации самого ребенка.
А буквально через неделю – был Всемирный день сирот, и мы с приемными родителями Клуба «Азбука приемной семьи» как раз организовали пресс-конференцию, на которую пригласили взрослых выпускников детских домов, – я получила от нее сообщение. Это было прощальное письмо от Гоши, она просто переслала мне его. Он благодарил своего опекуна за все, что она для него сделала, и сообщал, что возвращается в детский дом.
Худшие опасения становились реальностью.
Тем же вечером мы вчетвером, во главе с психологом, встретились в фонде. Еще какое-то время продолжались попытки изменить отношения между Гошей и опекуном, но все оказалось бессмысленно. К тому же вскрылись детали, с учетом которых и правда выходило, что единственно верное решение в этой ситуации – разрыв отношений. Не имея опыта материнства, зато обладая сверхвысокой уверенностью в себе, опекун запуталась в собственных чувствах. То, что она ощущала, как желание принять ребенка в семью, оказалось эмоциями совершенно другого толка. Похоже, ею двигала неосознанная влюбленность. Она и сама не понимала происходящего. Не могла отследить, где заканчиваются детско-родительские отношения и начинается что-то другое. Счастье, что Гоша – уже тертый калач и опытный Казанова – сумел сам отследить первые тревожные звонки.
Это была катастрофа.
Мы с Денисом обсудили ситуацию и оба поняли, что другого выхода нет – мы знаем Гошу уже девять месяцев, невозможно отвернуться и сделать вид, что ничего не происходит. К тому же я имела прямое отношение к его устройству в семью. Забегая вперед, это был, к счастью, единственный случай в моей практике, когда семейное устройство подростка при моем участии обернулось коллапсом. Конечно, я чувствовала за ребенка свою полную ответственность. Конечно, сочувствовала опекуну.
И очевидно, что возврат в детский дом был невозможен, он означал крушение всего, что было начато – доверия, отношений, девятого класса в школе. У нас с мужем было чувство, что мы станем считать себя предателями, если не заберем Гошу в свою семью. Я перестала считать встречу с Гошей случайным стечением обстоятельств. Она превратилась в судьбу.
Мы были не уверены, что успеем собрать все необходимые документы до того дня, как Гоша уйдет от опекуна: это был уже вопрос считаных дней, максимум недели-другой. Новая опека могла отправить Гошу в больницу, потом в незнакомый приют и дальше в чужой детский дом. По обычному сиротскому этапу. Тогда я решила, что нужно звонить директору детского дома Гоши, просить его взять ситуацию под контроль: если мы не успеем с бумагами в срок и Гоша будет вынужден вернуться в детдом, пусть хотя бы в свой собственный.
Виктор Яковлевич, как всегда, откликнулся моментально – перезвонил мне буквально через несколько минут – и обещал помочь. Святой человек.
А вечером, после ужина, мы рассказали нашим девочкам обо всем.
– Бывают в жизни ситуации, когда человеку надо помочь, – Нэлла была серьезна и абсолютно спокойна: ей решение казалось единственно правильным.
– Только не Гынжу! – выкрикнула Даша Большая, резко отодвинула стул и выскочила из-за стола.
– Госа холосый, – испуганная грохотом, пролепетала Даша Маленькая.
– Должен же человек хотя бы в шестнадцать лет первый раз в жизни встретить Новый год в семье, – подытожил Денис.
И мы бросились собирать справки. Денис каким-то чудом договорился, чтобы врачи приняли нас буквально в два дня – а после этого свалился с чудовищными головокружениями. Стоило чуть пошевелиться, и накатывала такая жуткая волна, что его выворачивало наизнанку. Несколько дней муж физически не мог подняться с кровати, а потом его увезли на «Скорой» в больницу и положили под капельницу. Я умоляла опеку поторопиться, а сама думала только о том, что не случайны эти болезни Дениса каждый раз, когда мы пытаемся привести в дом большого ребенка. С Дашей Большой была операция на колене, а после долгая реабилитация. С Гошей теперь другая напасть, которая пугала еще больше – врачи не могли даже поставить точный диагноз. С Даней – уже писала об этой госпитализации – предстояла новая опасность.
Неужели это предостережение свыше?
Страшная плата за нарушение целостности семьи? Каждый новый ребенок провоцировал у мужа тяжелые недомогания, которые словно заменяют мои роды. От таких мыслей мне делалось не по себе. Понятно было одно – нужно беречь мужа. И, несмотря на приход детей, не забывать о нас с ним как о паре. Добавлять и добавлять друг другу ресурса.
– Привет! – Гоша позвонил мне поздно вечером.
– Привет, Гоша, – уже было понятно, зачем он звонит, – я тебя слушаю.
– Мы в среду идем в опеку.
– Ясно, – я заволновалась: мне еще нужно было время, чтобы получить заключение в своей опеке.
– Меня отправят в приют и в чужой детдом, – он сказал это так обреченно, что мне стало больно.
– Постараемся, чтобы не отправили. Я приеду в твою опеку в среду! Во сколько вы там будете?
– В шесть. Ты их сможешь уговорить?
– Гоша, пожалуйста, дай мне еще немного времени!
– Окааай, – он нервничал, решалась его судьба, но при этом полностью доверился мне.
Я была ему за это глубоко благодарна.
А в тот день, когда надо было ехать в опеку – Нэлла и Даша Большая должны были написать свои согласия на нового ребенка в присутствии специалиста, – Даша заявила, что никуда не поедет и ничего писать не будет.
– Если хотите этого урода забрать, я вам не дам!
Я опешила. Буквально через полчаса нужно было садиться в машину и выезжать.
– Как это не дашь?
– Согласие не напишу! На хрен тут не нужен этот алкоголик и вор!
В тот момент я растерялась. Последние дни проходили на пределе напряжения, я носилась по инстанциям, чтобы успеть к среде. Все складывалось как сложный пазл, из последних сил. Во вторник, накануне, из больницы, к счастью, выписали Дениса, и я вздохнула с облегчением. А теперь, за пару минут до финиша, передо мной словно выросла стена.
– Тебе же помогли, – пролепетала я беспомощно, – и Гоше надо помочь.
Но Даша меня не слышала, она сидела, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди.
– Тогда я заберу свое согласие на тебя! – неожиданно вмешалась Нэлла.
– Что?! – глаза у Даши полезли на лоб.
– Ты вынуждаешь, – спокойно сказала она.
Даша тогда кричала, что никогда не простит, что на хрен никакой Гынжу в семье нам не нужен, что мы все сами скоро поймем и пожалеем об этом. Но главного козыря у нее не осталось, Нэлла его перекрыла. Я старалась не выдать своей радости – Даша и без этого рвала и метала, – но была благодарна Нэлле до глубины души. Несмотря на все мои ошибки в ее детстве, на всю родительскую неопытность, у нас с Денисом подрастал человек, который впитал саму суть принятия. Это давало крылья.
