Сочинения – это была моя самая большая боль – я заставляла Гошу переписывать по пять раз. В первый раз он пытался обманывать – брал готовые сочинения из тренировочной тетради ОГЭ или находил чужие сочинения в Интернете. Перепишет в тетрадь и тащит мне на проверку. Можно подумать, я не отличу его текст от любого другого. Уже научилась за это время.
– Гоша, ты думаешь, я совсем дура? – было даже немного обидно, что ребенок прибегает к таким примитивным методам. – Переписывай!
– Аааааа! – орал Гоша, сграбастав несчастную тетрадь и скатываясь вниз по лестнице в свою комнату.
Во второй раз он поступал умнее – брал какие-то куски из параграфа в учебнике и переписывал их в тетрадь. С этим я разворачивала его еще быстрее.
– Гоша, ты у нас уже академик? Излагаешь как в учебнике, который ни один нормальный человек без слез не может прочесть?
Он снова, матерясь, шел к себе в комнату и пропадал на час-другой. Начинал, наконец, писать самостоятельно – от безысходности.
– Вот, – тут я, наконец, читала весь текст, – это уже что-то! Смотри, здесь хорошо получилось! И здесь почти понятно, что ты хотел сказать. Иди, вот эту мысль додумай, вот здесь ошибки исправь и начисто перепиши.
Бесился он от души! Тетрадями снова швырялся, орал, как потерпевший.
– Поори, поори, легче станет! – кричала я ему из-за своего письменного стола.
Через некоторое время он успокаивался, садился и снова писал. Вот тогда уже, после моих правок и еще одного переписывания, можно было отправлять результат на проверку Вере Николаевне.
Литературу по программе мы читали с ним между делом – я что-нибудь готовила или гладила, а Гоше выпадала почетная миссия меня «развлекать». Поначалу и это дело вызывало дикий протест с воплями «я не нанимался». Но постепенно, по мере того как незнакомые слова превращались в голове Гоши в образы – мы все обсуждали, я объясняла, – ребенок втянулся. И даже слишком. То и дело теперь по дому разносилась увлеченная декламация: даже я для чтения стала ему не нужна. Гоша лежал на кровати в своей комнате и сам себе вслух читал, словно актер на сцене. Это было очень смешно, но нужно было сохранять серьезность. В душе я была на седьмом небе от радости. Лед тронулся.
С подростками, как и с малышами, работает базовый принцип формирования навыков: ребенок учится тому, что сначала делает вместе со своим взрослым, и только потом уже – самостоятельно.
Нашей задачей-минимум было проползти через русский и математику, чтобы получить аттестат. А задачей-максимум – прилично сдать четыре предмета: математику, русский язык, биологию, обществознание и получить итоговые оценки, с которыми не стыдно показаться в колледже. В последнем случае, конечно, уповали больше на помощь и доброе сердце предметников. Понятно, что физику, химию, английский язык и прочее невозможно выучить за пять месяцев с нуля. Зато нервный срыв от перегрузки и себя, и ребенка заработать можно легко.
Мы и так с Гошей еле выжили в тот период, все время приходилось уговаривать себя и его не отчаиваться, не сдаваться. «Это же треш! – чуть не плакал ребенок. – Пипец, как сложно! И как только люди учатся».
Зато те месяцы в плане учебы стали самым невероятным скачком даже в моей жизни, не говоря уж о Гоше. А заодно я в очередной раз убедилась в том, что школьная программа направлена скорее на то, чтобы чем-то загрузить одиннадцать лет жизни человека, чем на применение в жизни. Родителям нужно работать, для этого необходимо свободное от детей время – школа справляется с этой функцией. Становится «детохранилищем». А вопрос знаний, которые понадобятся в будущем, остается подвешен.
На деле все, что необходимо, можно освоить гораздо быстрее и не растягивать «удовольствие» на многие годы. При этом то, что не особенно важно, в принципе, нет смысла путем насилия впихивать в мозг ребенка: эти знания в любом случае там не задержатся. Разносторонний опыт отношений со школой – сначала ученицы, потом учителя в школе, преподавателя педагогического вуза, дальше мамы пятерых детей – именно об этом мне говорит.
К школе нужно относиться философски, без фанатизма. В наши дни качественное образование зависит скорее от умения ребенка учиться, над чем и стоит усердно работать, а не от количества знаний, которые удалось втиснуть в его голову за девять или одиннадцать школьных лет.
Разумеется, на этот раз Гошу допустили к ОГЭ. Наши совместные усилия привели к тому, что он сдал три экзамена из четырех! Это была великая гордость, невероятное счастье! Даже не знаю, кто радовался больше – мы с Денисом или он сам. Я лично просто скакала до потолка от счастья. Нэлла, кстати, оканчивала одиннадцатый класс и сдавала ЕГЭ в тот же год, но при всей великой любви к старшей дочери такой бурной радости ее результаты почему-то не вызывали. Там все было более-менее предсказуемо: сдать – поступить. А вот с Гошей мы до последних дней жили как на вулкане. Математику, русский язык и обществознание он сдал. А биологию завалил. Но это было не так уж важно: во-первых, выбрали этот предмет по остаточному принципу, а во-вторых и в-главных, он в тот год не влиял на аттестат.
Гоша ходил петухом и чувствовал себя героем. Судьба снова оказалась на его стороне, как и люди, которые от всей души помогали. После ОГЭ мы с классным руководителем Гоши Верой Николаевной снова прошли по его учителям, попросили за его оценки в аттестате. В итоге ему где-то даже пятерки нарисовали – по физкультуре, еще по каким-то второстепенным предметам. За что глубокая благодарность педагогам! В обычных обстоятельствах я против таких вещей, но в ситуации с Гошей нужно было оставаться реалистами. Мы сделали максимум из того, что было возможно. Более-менее приличный средний балл в аттестате мог открыть дорогу в колледж на бюджетное отделение. Тогда еще мы надеялись, что Гоша как сирота получит льготу и все-таки сможет попасть на бюджет.
Потом был торжественный вечер в школе. Гоша вместе со всем классом получил драгоценный документ – аттестат. Мы с Верой Николаевной радовались, наверное, больше его. Обнимались без конца, благодарили друг друга, хвалили самого Гошу. Он сиял при этом как начищенный медный таз.
После сдачи экзаменов пришло время обсудить следующий этап – колледж. Поскольку с этим родом учебных заведений я в жизни еще не сталкивалась, попросила о помощи нового заместителя директора детского дома Гоши, замечательную Наталью Геннадьевну. Она прислала по почте «простыню» со списком всех колледжей-специальностей, которую им выдавало ежегодно Министерство тогда еще образования, и мы с Гошей стали изучать вопрос. Каждый вечер садились вместе на диван, брали список и начинали обсуждать колледжи. Шли методом исключения. Сначала вычеркнули все, что было связано с физикой, математикой, другими естественными науками и техникой. Следом пришлось отказаться от того, что требовало знания иностранного языка. Здесь «не могу и не хочу» Гоши прочно соединились в уже знакомую песню – как и Даша Большая, он не готов был даже попробовать. Учитывая обстоятельства и сроки, я не настаивала. Зато у Гоши был собственный дар – нравиться людям. Я достаточно наблюдала за ним: и дома, и в фонде. Он обладал харизмой, которая притягивала и детей, и взрослых. Он точно мог стать успешным в областях, где ключевую роль играют контакты и отношения. Правда, над последним нужно было еще очень много работать – поддерживать длительные надежные связи Гоша пока не умел. Плохо распознавал состояние собеседника, не понимал чувства другого человека.
