— Вот и вы, — сказал продавец, когда они подошли. — Я уж начал думать, не случилось ли чего. Мы же на сегодня договаривались с доставкой? Во всяком случае, у меня в ежедневнике так записано.
Он достал из кармана комбинезона пакетик снюса и сунул под верхнюю губу, кончиком языка пристроил на место.
— Извините, это я виновата, — сказала Анна. — Я вообще забыла, что вы сегодня приедете. Огромное спасибо, что привезли в субботу. Хотите кофе?
— Вот спасибо!
Анна включила кофеварку, а Двухколесный Йоран тем временем показывал Агнес, как тронуть “веспу” с места, как остановить, какие кнопки для чего. Когда кофе был готов, они уже управились. Агнес надела шлем и покатила по гравийной дорожке, Мило помчался следом, а Анна позвала говорливого продавца на кухню.
— Вот, значит, тут как? — Он с любопытством огляделся. — Никогда не бывал в Таборе. Видел только со стороны, да и то лет двадцать пять-тридцать назад. Я заметил — горушку убрали.
Анна наморщила лоб, пытаясь сообразить, что он имеет в виду. Безуспешно.
— Карл-Юхан устроил в торце горушку, — пояснил продавец. — Синюю, жестяную. — Он сделал скользящее движение рукой, и Анна, еще немного подумав, сообразила, что он имеет в виду детскую горку.
— Все думали — это он для мальчишки, но Карл-Юхан сам по ней съезжал. Говорил: “Скучно спускаться по лестнице”. Карл-Юхан смотрел на мир по-своему.
Продавец усмехнулся и продолжил рассматривать кухню.
— Как он вообще сюда попал? — спросила Анна, наливая ему кофе. Сочетание “наливать кофе и задавать вопросы” не подвело.
— Карл-Юхан познакомился с Элисабет, когда она училась в Лунде. — Продавец подался вперед и понизил голос. — Элисабет вскоре забеременела, так что со свадьбой пришлось поторапливаться. А там и старый Видье отбросил коньки. Кое-кто говорил, что его из-за потрясения удар хватил. — Двухколесный Йоран ухмыльнулся, и из-под губы выглянул табак.
— Элисабет бросила университет и вернулась домой, в Энглабергу, чтобы помогать матери с усадьбой. Карл-Юхан приехал с ней и водворился здесь. Дело было в семидесятые — зеленая волна, все такое. Сколько же горожан тогда вбило себе в головы, что они должны изменить свою жизнь и заделаться фермерами. За несколько недель научиться тому, чему учатся поколениями.
Он снова усмехнулся, незаметно выбросил табачную жвачку и отхлебнул кофе.
— Значит, из Карла-Юхана фермер был так себе?
— Да уж. Идей море, и одна глупее другой. То пытался выращивать виноград. То держал лам в загоне за домом. Представляете? Ламы. В Сконе. Да нафига они ему? Соревнования по плевкам устраивать?
От собственной шутки продавец поперхнулся кофе.
— Вообще-то удивительно, что Элисабет так долго разрешала ему развлекаться, — сказал он, прокашлявшись. — Через несколько лет банк пригрозил забрать Энглабергу. Так что Элисабет устроила в Таборе ателье для Карла-Юхана и дала ему возможность снова начать рисовать. Неглупо, и не только потому, что картины теперь стоят целое состояние. Еще и потому, что сегодня Элисабет Видье, спасибо Клейну, одна из самых крупных землевладелиц здесь, на гряде. Клейн так заботился об Энглаберге все эти годы, как будто это место — его собственное.
Йоран, похоже, закончил рассказ. Чтобы побудить его продолжать, Анна достала печенье.
— А вам самому каким казался Карл-Юхан? — спросила она, когда гость проглотил первое печенье с малиновым джемом.
— Ну, я время от времени натыкался на него. Так, болтали о том о сем, не больше. Он редко спускался с холмов. Общался в основном с Элисабет и Клейном. Особенно после того, как парень, ну, вы понимаете… — Потянувшись за очередным печеньем, он скорчил печальную рожу. — Жуткая история, для всех, кто в ней оказался замешан. — Он замолчал, откусил печенье.
Анна вызвала в памяти пятерых друзей с групповой фотографии. Радостные вопли в камеру. Друзья навеки. А потом — чувство, которое она испытала совсем недавно, на каменоломне.
— Симон был хороший парень, — продолжал продавец. — Пел и играл в церкви на похоронах моей матери. Даже мне пришлось носовой платок достать. — Он снова улыбнулся, на этот раз Анна испытала к нему больше симпатии. — Я помогал ему доставать яичные лотки. У меня шурин работает на птицефабрике. Можно еще?
Анна налила ему еще чашку “смазочного материала”, одновременно ввернув вопрос, который заставил бы Йорана продолжать.
— Яичные лотки?
Йоран кивнул.
— Для шумоизоляции. Симон устроил в Энглаберге музыкальный зал на втором этаже гаража. Ну, или студию. Я притащил туда двести яичных лотков всего за пару месяцев до несчастья. Там все очень здорово было устроено — магнитофон, микрофоны и всякие штуки, на которые он накопил. Тысячи крон пошли коту под хвост.
— В каком смысле?
— Все сгорело в пожаре.
Анна подняла бровь.
— Гараж в Энглаберге сгорел дотла, — пояснил Йоран. — На следующую же ночь после того, как Симон убился. Парень наподключал усилителей и еще кучу всего, вот электросеть и не выдержала. Во всяком случае, так сказал начальник пожарной команды. — Йоран еле заметно покачал головой, но Анна наметанным глазом заметила это почти неуловимое движение.
— Но вы так не думаете?
Она, похоже, застала Йорана врасплох, словно прочитав его мысли, хотя на самом деле просто правильно интерпретировала его жесты.
— Да черт его знает, — проворчал Йоран и забросил в себя печенье. — Но кое-кто говорит, что пожар устроили, чтобы заткнуть рот Элисабет.
Любопытно. Информация была совершенно новой и, вероятно, важной, но Анна давно научилась скрывать свой интерес от собеседника.
— А многие сомневались в выводах полицейского расследования? Что гибель Симона — несчастный случай?
Продавец пожал плечами.
— Ну, большинство вообще воздерживалось от суждений. Почти каждый знает лично кого-то, кто имел отношение к тому случаю. Алекс, Бруно и Мари так и живут здесь, а Хенри Морелль и Бенгт Андерсон — все еще большие люди.
— Но вы их не боитесь?
— Я, наверное, слишком глуп, чтобы бояться. — Продавец снова широко улыбнулся. — Или же уверен, что мне ничего не грозит, потому что мой бизнес привлекает сюда людей со всего севера Сконе. Содействую, так сказать, тому, чтобы Неданос появился на карте. А уж Бенгт Андерсон так печется о доброй славе нашей коммуны. Прямо зациклился, если хотите знать мое мнение.
Анна еще постояла на лестнице, глядя, как фургон исчезает в лесу. Одновременно она пыталась соединить новые элементы головоломки с теми, что у нее уже имелись. Хенри Морелль никогда не упоминал ни о каком сгоревшем в Энглаберге гараже, хотя пожар, кажется, имел самое прямое отношение к смерти Симона. Почему он умолчал о пожаре? И почему то событие все еще тревожит местных жителей? Ведь двадцать семь лет прошло. И, может быть, еще более важный вопрос: почему ее саму все это так интересует? Сначала Анна видела в истории Симона способ сблизиться с Агнес, чтобы вместе разобраться в удивительной фреске и ее истории. Но хотя теперь она знала всю историю и к тому же у нее имелись собственные проблемы, Анна не могла удержаться и не раскапывать этот случай дальше. Фреска и визит на каменоломню задели в ней какую-то струну. Эта история будоражила воображение, хотя Анна не смогла бы толком объяснить, чем и почему.
