Глава 29
Осень 2017 года
В понедельник утром Анна приехала в участок пораньше. В коридоре верхнего этажа было пусто и тихо. Она села за компьютер, ввела субботнюю дату и проверила поступившие заявления. Нашла пару, но ни то, ни другое не касалось происшествия в парке. Она поискала в базе Александера Морелля, но совпадений не оказалось. Бруно Сорди тоже никак не засветился. Похоже, Йенс Фриберг образцово выполнил задание.
Анна молча посидела перед экраном, а потом ввела собственный личный номер. Люди обычно не ищут сами себя, но, учитывая вчерашние события, она всегда сможет сказать, что хотела проверить, не отмечена ли она как заявитель. Она знала, что увидит, знала свой номер наизусть, но все же внутри что-то перевернулось, когда на экране возник номер дела. Анна не стала щелкать по нему, зная, что доступ заблокирован. Никто, кроме отдела внутренних расследований, не мог ознакомиться ни с делом, ни с подозрениями в ее адрес.
Но Анна все же вычитала нечто такое, отчего у нее в животе завязался еще один узел. В графе “статус”, несмотря на заверения адвоката, что дело вот-вот развалится, все еще не было кода, указывающего, что дело прекращено.
Тихий стук заставил ее поднять глаза. В дверях стоял Йенс Фриберг. Анна поспешно закрыла окно на экране.
— Есть пара минут? — спросил Йенс. Дождался, когда Анна скажет “да”, и только тогда вошел, закрыв за собой дверь. Анна жестом предложила ему сесть, но не стала тратить время на формулы вежливости. С этого дня она руководит участком; ей хотелось поставить его на место, как только представится возможность, объяснить, кто здесь принимает решения. Но Фриберг ее удивил.
— Выражаю восхищение, — сказал он. — Тем, как ты разобралась и с Александером, и с Сорди. Меня это… — он запнулся, поискал нужное слово, — впечатлило. — В последнее слово он вложил столько воздуха, что оно прозвучало почти как вздох.
— Спасибо. — Анна не очень понимала, что еще сказать. Неожиданная, трудно разрешимая ситуация. Может, это ловушка? Хорошо проверенный способ сломать ее авторитет? Но в голосе Фриберга как будто не было ни угодливости, ни фальши; не было их и в жестах. Скорее казалось, что похвала далась Фрибергу мучительным усилием над собой. И все же он похвалил Анну.
— Хорошо, что вы подоспели, — сказала Анна — в основном, чтобы запустить пробный шар.
— Да мы просто стояли во дворе. Кто-то закричал, что в ресторане пьяная драка.
— Как там с истцом? — спросила Анна, хотя уже знала ответ.
— Он… немного подумал и решил не заявлять.
Анна уже собралась было сказать что-нибудь ядовитое, но заметила, как Фриберг беспокойно ерзает, и решила промолчать.
— Ну. — начал Фиберг и прикусил верхнюю губу, словно чтобы не дать остальной фразе выйти на свет божий. — Я очень уважаю Хенри Морелля. Смотрю на него почти как на наставника. — Он снова заерзал.
Но, подумала Анна. Потому что знала: “но” обязательно последует. Она пыталась не показать, насколько неожиданным для нее выходил разговор.
— Но то, о чем он попросил нас в субботу, неправильно. Я и раньше пару раз подтирал за Александером, но там было по мелочи. А в субботу дело могло кончиться по-настоящему плохо. К тому же он напал на полицейского.
Анна еще помолчала, снова пытаясь определить, не хитрость ли это, но снова ничто не указывало, что ее обманывают.
— Когда Бруно Сорди вчера утром выпускали, ты был здесь? — спросила она.
Фриберг кивнул.
— Сколько он просидел?
— Четыре часа. Его забрали жена и тесть. Сильно огорченные.
— Ты с ним разговаривал? — Она поняла, каким будет ответ, еще до того как Фриберг кивнул. Фриберг был въедливым полицейским, который ненавидел совпадения и не любил необъяснимых “хвостов”.
— И что он сказал?
— Твердил, что все вышло по пьяни. Вроде как недоразумение.
— Недоразумение?
Фриберг выпрямился и бросил взгляд на закрытую дверь.
— Сорди рассказал, что диджей поставил одну старую песню. Что они все были потрясены и решили, что истец над ними издевается. Хочет испортить им вечер. И поэтому они на него набросились.
— Как это? Как он мог кому-то навредить, просто поставив песню?
— Там пел Симон Видье.
Анна перевела дух, пытаясь вызвать песню в памяти. Чистый голос, гитара, текст. Что-то про темную одинокую воду. Анну вдруг затрясло.
— Истца ты спрашивал про песню?
Фриберг покачал головой.
— К этому времени он уже давно уехал домой. Мне не хотелось будить его звонком в воскресенье, к тому же он наверняка послал бы меня к черту после нашего маленького вечернего совещания. Но выслушать его версию было бы интересно.
Фриберг достал из кармана рубашки сложенный вдвое лист бумаги и положил на стол перед Анной. Потом поднялся, коротко кивнул и пошел к двери. Анна развернула листок. Номер мобильного телефона.
Какое-то время она постояла с листком в руках, в третий раз пытаясь понять, не западня ли это, но сдалась.
Диджей Кристиан ответил после третьего гудка. Судя по голосу, он был, мягко говоря, не в восторге от звонка.
— Да понял я, понял, — сказал он, едва Анна успела назвать себя. — Ваш гестаповец еще в субботу объяснил мне, что заявлять на Александера Морелля — плохая идея. Могли бы сказать мне это прямо в парке, а не тащить в участок, и звонить уж точно не обязательно…
Анна перебила его, чувствуя, как щеки пылают от стыда.
— Я звоню не поэтому. Я хотела спросить насчет песни, которую вы поставили перед тем, как все началось.
В трубке несколько секунд было тихо.
— Вы имеете в виду ту демо-запись, или что там оно было? — Похоже, он больше не злился. Он удивлялся.
— Именно. Как она к вам попала, почему вы ее поставили?
— Мне дал ее тем вечером один парень, на флешке. Такое бывает. “Концерт по заявкам” образца 2017 года. Обычно я отказываюсь, не люблю совать левые флешки в свой компьютер, но парень уж очень настаивал. Дал мне пятисотку, чтобы я поставил песню, когда на танцполе будет Кайя Бьянка, и обещал еще столько же потом. Диджеям платят не особенно хорошо, так что я подумал: а, ладно. Лишняя тысяча только за то, чтобы поставить песню.
— Что за парень?
— Понятия не имею. По-моему, он не местный.
— Как он выглядел?
Кристиан задумался — в трубке несколько секунд было тихо.
— Обтрепанный немного. Полтинник или около того. Худой, бородатый, татуировки на руках.
— Очки? — Анна уже знала ответ.
— Да, очки были, такие темные, когда глаза едва видно.
Анна поняла, про кого он говорит.
