Я обмотала браслет дружбы вокруг ее языка и отступила назад, чтобы полюбоваться своей работой; смотрелось довольно впечатляюще. Затем взяла ручку из чернильницы на столе и написала записку на тыльной стороне ладони. Напоминание самой себе, что мне надо сделать короткий звонок.
Она
Среда 06.55
— Положите телефон, — говорит женщина-детектив.
Она смотрит на меня так, словно я только что совершила страшное преступление. Пэтел — по-моему, Джек называл эту фамилию — была сейчас далеко не так мила, как во время нашей первой встречи. Вчера в лесу я довольно легко завоевала ее расположение. Меня на самом деле не интересовали бахилы, которые я попросила, просто нужен был предлог, чтобы начать разговор. Потрясающе, сколько информации мне удалось извлечь. Может быть, я что-то повторила. Наверное, поэтому она на меня косо смотрит.
Клянусь: она видела, что я протягиваю руку к стационарному телефону на столе задолго до того, как сделала мне замечание. Я вообще не стала бы его брать, если бы она мне не велела, но кладу трубку обратно, не вступая в дальнейшие препирательства. Я всегда плохо выказывала неповиновение представителям власти, даже таким маленьким. Мы с ней оказались с глазу на глаз в кабинете школьного секретаря по причинам, которые кажутся мне довольно бессмысленными.
— Через десять минут у меня эфир. Ваш начальник отобрал у меня мобильный, а мне надо позвонить и сообщить кое-кому, где я нахожусь, — говорю я.
— Главный инспектор сыскной полиции Харпер забрал у вас мобильный, поскольку вы сказали, что вам на него позвонили и сообщили о последнем убийстве. Не сомневаюсь, что вы можете понять, почему нам надо проверить этот звонок и того, кто звонил.
Сожалею, что отдала Джеку телефон, но я не хотела показаться бесполезной.
— Прекрасно, но мне надо сообщить в свой отдел новостей, где я нахожусь.
— Об этом уже позаботились.
— Что это значит?
— Ваш оператор знает, что вас задержали.
— Задержали? Я арестована?
— Нет. Как я уже вам объяснила, вы можете уйти в любое время. Вас попросили остаться здесь для вашей собственной безопасности и для оказания помощи в нашем расследовании.
Я смотрю на нее, и она не отводит глаз. Несмотря на маленький рост и молодость, она на удивление уверена в себе. Нет ничего странного, что Джеку она нравится. Сама я чувствую, что начинаю ее ненавидеть. Это во многом схоже с влюбленностью, но имеет обыкновение быть крепче, происходить быстрее и часто длиться дольше.
Пэтел выходит из комнаты, оставляя дверь открытой. Услышав, что она с кем-то говорит в коридоре, лезу в сумку, открываю миниатюрную бутылочку бренди и опустошаю ее. Нахожу маленькую коробочку с мятными леденцами и кладу один в рот. Подняв глаза, вижу, что сыщица стоит в дверях и смотрит на меня. Не знаю, сколько она там простояла и что увидела.
— Хотите леденец? — спрашиваю я, протягивая ей коробочку.
— Нет, спасибо.
— Вы же знаете, что я бывшая жена Джека, так ведь?
Она явно давно не улыбалась.
— Да, мисс Эндрюс. Я знаю, кто вы.
Трудно судить, от чего мне больше не по себе — от этих слов или от странного выражения на ее лице. Я сказала им обоим, как испугалась, когда этим утром мне позвонили, но, похоже, никто из них мне не верит. Тот факт, что я связалась с отделом новостей раньше, чем сообщила в полицию, тоже не вызвал у них особого одобрения. Я — журналист и, конечно, поехала по наводке в школу. Задним числом теперь понимаю, что это могло показаться немного глупым, даже опасным, но к некоторым историям нас тянет так же, как к успеху. С убийцами отдельных людей карьеры не сделаешь и не сохранишь, но история о серийном маньяке может продержать меня на экране несколько недель.
Никогда не забуду, как в первый раз увидела бездыханное тело Хелен. Девочка, с которой мы вместе учились в школе, выросла в женщину, которую я едва узнала, хотя, конечно, поняла, кто она такая. Те же волосы, те же скулы, может быть, даже тот же степлер, которым она скрепляла школьную газету, сидя за партой. Никогда не смогу выкинуть из головы этот образ, а от вида огромного количества крови ранним утром кому угодно захочется выпить.
Молодая женщина-детектив по-прежнему пристально смотрит на меня, словно ее большие карие глаза разучились моргать. Я первой отвожу взгляд и притворяюсь, что заинтересовалась картинами на стенах. Рассматривая их, вспоминаю, как меня подростком вызывали в этот кабинет. В первой школе у меня никогда не было проблем, но, когда я перешла в Святого Илария, все изменилось. И не по моей вине. Почти всегда дело было в Рейчел Хопкинс и Хелен Вэнг, и теперь обе они мертвы.
Рейчел взяла меня под свое крыло, как только я появилась в школе, и я восприняла это с большой благодарностью. Она была самой популярной девочкой в классе, что вполне понятно — она была красивой, умной и доброй. Или я так думала. Она занималась благотворительностью, уже тогда, — спонсировала забеги, продажу выпечки и сборы для «Детей в нужде
[5]». Спустя несколько недель мне пришла в голову мысль — не являюсь ли я еще одним ее маленьким проектом, хотя сначала мне так не показалось
Она приглашала меня к себе домой, давала носить свою одежду и учила делать макияж. Раньше я никогда его не делала. Ей нравилось красить мне ногти, когда мы куда-то шли вместе, каждый раз в новый цвет. Иногда она писала лаком буквы, по одной букве на каждом ногте, так на пальцах появлялось слово. КИСА, ЧУДО и МИЛАЯ были ее любимыми словами. Она всегда называла меня милой. Говоря обо мне, люди по-прежнему чаще всего используют именно это слово. Я начала его ненавидеть. Звук этих пяти букв в моих ушах превращается из комплимента в оскорбление. Словно быть милой — это слабость. Возможно, это так. Возможно, это обо мне.
Рейчел также все время покупала мне подарки — блеск для губ, резинки для волос, иногда топики и юбки, которые были мне немного малы — таким образом она призывала меня похудеть, — и даже в одни выходные повела меня к своему парикмахеру, чтобы высветлить пряди, так же, как у нее. Она знала, что я не могу себе этого позволить, и настаивала на том, чтобы за все платить самой. Я задавала себе вопрос, откуда у нее деньги, но никогда не спрашивала. Рейчел позволила мне сидеть рядом с ней и ее друзьями во время ланча, что меня тоже радовало. Некоторые сидели одни, и я не хотела быть в их числе.
Кэтрин Келли производила на меня довольно приятное впечатление. Она всегда ела шоколад или хрустящий картофель и выглядела немного странно — белесые волосы, брекеты и неряшливая форма, — но она ничего не делала и не говорила с целью кому-то досадить. Она вообще почти ничего не говорила — просто сидела и читала. В основном страшилки, как я заметила. Я слышала, что ее семья живет в странном месте — почти в лесу, на краю города. Некоторые говорили, что это дом призраков, но я не верила в привидения. Мне было обидно, что у нее, похоже, совсем не было друзей, и жалела ее.
