— Вы знаете, где нож, сэр? Тот, которого не хватает в наборе?
— Пожалуйста, перестаньте называть меня сэром. Послушайте, думаю, меня пытаются подставить. Фото девочек было здесь, когда я пришел домой, — настаиваю я. — Кто-то положил его сюда, и этот же человек убил Зои. Здесь Рейчел Хопкинс, Хелен Вэнг, Анна… — мой голос дрожит, — …и моя сестра.
— А кто пятая девочка? — спрашивает Прийя.
— Я не помню ее имени.
Ясно, что она не верит — я сам начинаю сомневаться, — но мне надо попытаться перетащить Прийю на свою сторону. Я паникую, когда она собирается отвернуться.
— Подождите. Пожалуйста. Думаю, эта девочка была не очень популярной, и мне всегда казалось странным, что они с ней дружили, если честно. Трое из пяти человек на этом снимке мертвы, и моя сестра кровью написала на стене фамилию Анны. Вы не считаете, что должны по крайней мере попытаться найти ее?
— Считаю, но, возможно, не по той причине, по которой так думаете вы, Джек.
Думаю, что все-таки предпочел бы «сэр».
— Что вы имеете в виду?
— Как вы сказали, трое из пяти девочек на этом снимке мертвы. Мы знаем только одну из оставшихся. Возможно, Зои, написав фамилию Анны, пыталась нас предупредить, и ваша бывшая жена может быть в опасности.
— Что вы такое говорите? — задаю я вопрос, уже зная ответ.
— Думаю, Анна может быть следующей.
Мне всегда нравилось число три, и я надеялась, что это станет моей лучшей работой. Я подождала, пока Зои не ушла наверх укладывать ребенка, и высыпала размельченные таблетки снотворного в бокал вина, который она не допила. Мой терапевт выписывает их мне вот уже несколько месяцев, так что у меня солидные запасы. В прошлое Рождество я сама чуть было не приняла большую дозу. Оттого что ее со мной не было, я испытывала почти смертельную боль, но передумала.
Многие люди стареют, но не все взрослеют. Зои была ребенком, попавшим в тело женщины, несмотря на то, что у нее была своя маленькая девочка. Ее родители нужны были ей гораздо больше, чем когда-либо мне, всегда, для всего, и когда их не стало, она растерялась. У нее не было ни работы, ни партнера, ни амбиций, ни надежды. Только доставшийся в наследство дом, который она была не в состоянии содержать, и дочь, которую она не умела любить. Думаю, что в конечном итоге ребенку так будет лучше.
Я отпила из бокала Зои, прежде чем добавить туда таблетки. Вино было таким же дешевым и неприятным, как и женщина, которая его пила. Я засомневалась, что она почувствует разницу во вкусе, и была права. Я видела, как она взяла бокал и бутылку наверх. Затем она разделась, залезла в ванну, прикончила вино и закрыла глаза.
Было странно снова видеть ее голой. Форму ее грудей, позвонки на спине, выступающие ключицы. Конечно, когда я видела ее без одежды, мы обе были гораздо моложе, но меня удивительным образом заворожило созерцание той оболочки, которую она носила теперь, женщины, в которую она выросла. В молодости мы думаем, что знаем больше, чем на самом деле. В старости мы думаем, что знаем меньше. Я имею обыкновение помнить людей такими, какими они остались в моих ранних воспоминаниях. Я всегда буду думать о Зои как о маленькой девочке. Испорченной, эгоистичной, злой.
Ее решение принять ванну было настоящим везением. Так намного меньше возни.
Я наблюдала, ожидая момента, когда она будет долго лежать неподвижно, и я пойму, что она мертва. Но когда я вонзила нож в ее левое запястье — как следует, а не так, как делают в фильмах, — Зои открыла глаза и, похоже, удивилась, увидев меня.
Она стала было бороться и метаться так, что вода перелилась через край ванны. Это было и стыдно, и ненужно. В конце концов таблетки усыпили ее — она снова успокоилась. Когда я резала ей правое запястье, спектакль не повторился, но я слишком быстро встала к ней спиной, чтобы вымыть руки в раковине. Бросив взгляд на свое отражение в зеркале, я увидела, как она пишет на стене. Она перестала дышать на букве С, и безобразный кровавый след начал стекать по плитке в ванну. Некоторые люди устраивают из своей смерти такой же хаос, как и из своей жизни.
Из-за одного инцидента к этой двери было два ключа — в детстве Зои случайно заперлась в ванной. Она была креативным ребенком: всегда что-то изображала, рисовала или мастерила. Возможно, поэтому я решила тоже подойти творчески.
Ее глаза все еще были открыты, а я не люблю, когда на меня смотрят.
Я нашла ее корзинку для шитья рядом с горой безобразных чехлов для подушек, которые она продавала в сети, выбрала иголку, а также прекрасную толстую черную нитку. Веко у Зои немного кровило, пока я пришивала его намертво, так что со стороны казалось, будто она плакала кровью. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что она делала с невинными животными. О чем никто, кроме меня, не знает.
Один ключ я оставила в ванной, а другим заперла дверь. Затем спустилась вниз, положила фото девочек в кухне, перечеркнула черным лицо Зои и вышла из дома. Сигнализацию я отключила заранее, так что тут проблем не было. Я собиралась идти в нужное мне место коротким путем через лес, но обратила внимание на старый сарай в саду. Слегка приоткрытая дверь тихонько стучала на ветру. Заглянув внутрь, увидела, что на дереве все еще есть царапины. Спустя двадцать лет после их появления. Никогда не забуду, как Зои запирала их в этом сарае и оставляла в холоде, сырости и темноте, игнорируя крики о помощи.
Наверное, они очень боялись.
За свои деяния она заслуживала умереть гораздо раньше.
Я заперла дверь сарая и постаралась забыть, что здесь происходило.
Она
Среда 00.15
Ричард запирает дверь машины, и мы едем в темноте.
— Зачем ты это сделал? — спрашиваю я, стараясь голосом не выдать свой страх.
— Не знаю. Инстинкт? Когда поздно ночью я еду по этому лесу, у меня мурашки бегут по коже. А у тебя разве нет?
Я отвечаю не сразу.
— Ты сказал, что знаешь, где мы можем остановиться…
— Да. Уже так поздно, что даже пытаться найти другую гостиницу бесполезно. У родителей моей жены был дом недалеко отсюда, максимум десять минут езды. Они умерли пару лет назад. Риелтор сказал бы о таком доме, что он «нуждается в модернизации», но там есть кровати и чистые простыни, а у меня есть запасной ключ. Рискнешь?
Похоже, у меня нет особого выбора. Я не хочу приглашать его в дом своей матери, а настаивать сейчас на возвращении в Лондон немного эгоистично — когда мы туда приедем, нам почти сразу же надо будет ехать обратно.
— Ладно, — говорю я. От усталости я не в состоянии сформулировать более развернутый ответ.
Он включает подогрев сидений и радио, и, сколько бы я ни старалась не поддаваться, мои глаза на какое-то время закрываются.
