— Я сам сделал этот снимок.
58
Обычно дорога от дома Харальда Стеена до ее собственного занимает минут десять, не больше. Но нынешним вечером на нее уходит целых тридцать две минуты. Пока машина медленно ползет по глиняной каше, мысли крутятся вокруг рассказа Стеена.
“Помню, наши городские косо смотрели на молодежь из Луторпа, но сам-то я от них ничего плохого не видел. И все больше нашего брата не ленилось завернуть туда, чтоб хоть одним глазком глянуть на ихние красоты”.
Харальд Стеен заговорщицки подмигнул, и все же ей понадобилось несколько секунд, чтобы представить себе двадцатипятилетнего парня и сообразить, что манили их прелести женщин без бюстгальтеров и провинциальные фантазии насчет шведских грехов.
“А они как относились к тому, что вы шныряли в кустах?”
“О нет, девочка, в отличие от остальных лично я прошел прямиком во двор и представился. Меня пригласили на чай, кофе-то они не пили, Боже упаси, и вообще были странноватые. А потом спросили, не помогу ли я им сделать снимок, вот так все и пошло, слово за слово…”
И Харальд Стеен рассказал, что дал им несколько полезных советов, поделился тем, что слыхал про усадьбу от старика Гроо, для чего тамошняя земля годится, а для чего нет. Раз в неделю он захаживал в усадьбу, помогал им сажать картошку и кой-какие другие овощи. Они даже вроде как подружились; Стеен был немного постарше остальных, однако ж в начале семидесятых отнюдь не относился к числу пожилых, напомнила себе Карен.
На отлогом подъеме к северу от гавани она застревает. Колеса буксуют в глине — ничего не поделаешь, надо подложить что-нибудь под задние колеса, для опоры. Со вздохом она открывает переднюю дверцу, вылезает из машины. Дождь хлещет в лицо, пока она опускает борт и окоченевшими пальцами открывает зеленый железный ящик, который всегда стоит в кузове “рейнджера”. Секунду смотрит на инструмент и достает пилу. Ледяная глиняная жижа заливается в берцы, когда она спускается в кювет, чтобы добраться до можжевеловых кустов на другой стороне.
Слова Харальда Стеена гудят в голове, меж тем как она, злобно чертыхаясь, пилит неподатливые ветки.
“Куда подевались остальные, я понятия не имею, знаю только про Анну-Марию, которая померла еще в восемьдесят шестом, да про Пера, он долго еще жил тут как бирюк, пока сам не загремел в больницу. Первые годы мы иной раз встречались, играли в картишки, а потом и он, и я стали тяжелы на подъем. Говорят, он коротал время с бутылкой, что вполне возможно. Ах да, чуть не забыл: Брендон и Джанет тоже тут живут, в Йомсе”.
“В Йомсе? Здесь, на Хеймё? До сих пор?”
Карен и сама услышала, как голос едва не сорвался от волнения.
“Спокойно, девочка, тебе только сердечного приступа недоставало. Ну, во всяком случае, они жили там еще прошлым летом, потому что я столкнулся с ними на рынке в Дункере, когда ездил к зубному. Дорого дерет, но жевать-то надо”.
Когда Карен наконец открывает входную дверь последнего серого каменного дома на севере Лангевика и в берцах, насквозь пропитанных серой глиной, входит в переднюю, мысли ее заняты тем, как она завтра доберется до Йомса, если дождь будет лить всю ночь. Или как ей вообще удастся выехать из Лангевика.
Поэтому она сперва не замечает аромат, доносящийся из кухни. Только разувшись и сняв мокрые носки, она понимает, что не придется лезть в морозилку и разогревать еду в микроволновке. Сигрид стоит возле мойки, с дуршлагом в руках.
— Спагетти под мясным соусом — это примерно все, что я умею готовить, — говорит она. — Услышала автомобиль и сунула пасту в воду, так что минут через десять будет готово.
Карен чувствует, как по телу растекается тепло, хотя промокшая одежда липнет к коже.
— Ты не представляешь себе, как мне хочется как раз спагетти под мясным соусом. Я только по-быстрому приму душ. Кстати, как ты? Выглядишь куда лучше.
— Немножко устала, но температуры нет, поэтому могу выпить вина. Откупорить бутылку?
— Один бокальчик, но не больше.
— Ты решила, как быть с домом? — спрашивает Карен немного погодя, когда, сидя за кухонным столом, уплетает макароны. — Он ведь теперь твой.
Сигрид пожимает плечами. Карен уже начинает привыкать.
— Продам, наверно. Если найдется покупатель.
— С этим проблем не будет. Дом хороший, а Лангевик в последние годы — место привлекательное. Значит, предпочитаешь жить в Горде?
— Нет, там я остаться не могу. Мы снимаем через вторые руки, у брата Сэма, он и будет там жить. Звонил сегодня, напомнил, чтобы я забрала свои вещи. Он наверняка ютился на диване у кого-то из приятелей и решил, что теперь мой черед. Завтра позвоню ребятам, расспрошу.
— А ты не хочешь сама перебраться в мамин дом? В твой дом, то есть.
— Не прокатит. Как мне добираться до работы и с работы, без машины? И опережая твой вопрос: нет, просить денег у папаши я не собираюсь.
— А права у тебя есть?
— Права есть, машины нет, говорю же.
— Вообще-то машина тоже есть, мы ведь нашли машину твоей мамы. Там, правда, не все в порядке с коробкой передач, но мы успеем починить, пока ты не вышла на работу.
— Правда?
Сигрид оживляется, но тотчас ее снова одолевают сомнения. Быстрые перепады, думает Карен.
— Не знаю, хочу ли я там жить. С прошлого раза вроде как ничего приятного не осталось. Теперь даже на кухню зайти боюсь, хотя там все убрали. Ты ведь все видела, да?
Карен молча кивает, подыскивая нужные слова. Взгляд Сигрид говорит, что она хочет знать, но вместе с тем умоляет о молчании. Секунду она выглядит совершенно растерянно. Потом быстро встает, подходит к мойке. Что-то там делает, откашливается и продолжает:
— Вдобавок меня воротит от всего этого барахла, которое она накупила. Везде подушки да чуть не сотня пар обуви.
Карен смотрит на щуплую фигурку. Слышит, как она старается держать под контролем и голос, и вообще все непонятное.
— Горевать не зазорно, Сигрид.
— У нее, черт побери, всюду столько всего понатыкано. Ты знала, что у нее в спальне целый домашний спортзал? И машинка, чтобы отпаривать лицо, и еще одна, для массажа стоп, по крайней мере, мне кажется, она для этого… Я не смогу жить среди этого хлама.
Карен кивает, думая о куче декоративных вещей, сваленных Сигрид на лужайке. Вот, стало быть, почему она отправилась в дом своей матери, знала, что Сэм вышвырнет ее из квартиры. Наверно, поняла, что придется пожить там, хотя бы временно. Гордая девочка, думает Карен, меж тем как Сигрид встает, чтобы убрать со стола. Не хочет ни о чем просить отца, хотя денег у него предостаточно и он бы, верно, с радостью помог ей, если б она только разрешила. Интересно, из-за чего она так злится на отца. И из-за чего злится на мать.
