– Су, с тобой все в порядке? – с тревогой спросил он, увидев ее лицо.
Она вытерла слезы.
– Спрашиваешь! Лучше не бывает.
И это была правда. Бобби подошел ближе и вручил ей диск. Его поверхность покрывала тонкая корочка инея.
– Он ведь теперь в ловушке, верно?
Су-Лин кивнула и взяла у него диск.
– Я очень надеюсь.
– Итак, мы одержали победу, – сказал Бобби со вздохом облегчения. – Правда, только в битве, но не в войне.
Она знала: гуи соу – это лишь малая часть Владыки Хаоса. В Риверсайде все еще была стена, которая ждала, когда Су-Лин нанесет на нее свой знак, иначе на рассвете Лос-Анджелес действительно рухнет в тартарары.
Бобби встал перед ней.
– Что теперь?
– Пора за работу. У тебя есть баллончик с краской?
Он обиженно поднял брови – мол, за кого ты меня принимаешь?
– Конечно, есть.
Су-Лин наклонилась и снова встала на цыпочки. На этот раз она поцеловала его в губы.
– Тогда давай спасем мир.
Нечто совершенно другое
Я хотел произвести впечатление на Джорджа Р.Р. Мартина.
Вот почему я написал этот рассказ. Мне предложили представить материал для сборника под редакцией мистера Мартина и уважаемого Гарднера Дозуа. Название сборника – «Воины». Задумка же была такова, что каждый автор напишет историю с участием любого воина из любого места в истории, даже из будущего.
Я почесал голову, пытаясь придумать, что и про какого «воина» можно написать. Я думал, что получил предложение потому, что мои романы об отряде «Сигма» под завязку забиты солдатами, которые на редкость подкованы в науках; другими словами, это были «ученые с оружием». Но это было слишком ожидаемо и предсказуемо, особенно если вы решили удивить кого-то столь сурового, как мистер Мартин. Я же читал его книги еще со школьных лет, задолго до успеха его «Игры престолов». Я знал, что мистер Мартин – своего рода хамелеон. В прошлом он пробовал себя в разных жанрах, от научной фантастики до фэнтези и ужасов. Зная это, я бросил себе вызов: я должен написать нечто совершенно другое и неожиданное. Мой воин не будет человеческим персонажем.
Вместо этого я решил задействовать свое прошлое как ветеринара и написать историю об уникальном воине: собаке на ринге.
Мне также хотелось рассказать эту историю строго с точки зрения собаки, перенести моих читателей в жестокий душераздирающий мир глазами бойцового пса. Для этого я перечитал рассказы Джека Лондона. Я брал интервью у людей, готовых рассказать о своем опыте. Я говорил с бихевиористом, который специализировался на реабилитации несчастных собак.
И все это стало «Ямой», которую я до сих пор считаю одной из моих лучших работ.
Спасибо, Джордж!
Джеймс Роллинс
Яма
Крупный пес повис на подвешенной на веревке автомобильной покрышке. Он впился в нее зубами, его задние лапы оторвались от земли на три фута. Высоко стоявшее солнце казалось воспаленным красным пузырем на пронзительно голубом небе. После столь долгого времени челюстные мышцы пса одеревенели, язык превратился в вяленый кусок кожи и свисал с одной стороны пасти. И все же в глубине горла он чувствовал вкус черного масла и крови.
Но все равно не разжимал челюсти.
Он знал: этого лучше не делать.
Позади него заговорили два голоса. Пес узнал хрипотцу дрессировщика. А вот второй был новый, писклявый и склонный шмыгать носом почти после каждого слова.
– Как долго он там висит? – спросил незнакомец.
– Сорок две минуты.
– Не может быть! Во дает, чертов ублюдок… Но ведь он не чистый питбуль?
– Помесь питбуля и боксера.
– Тогда с ним все ясно. Кстати, у меня есть стаффордширская сука, пусть он покроет ее в следующем месяце. И я скажу тебе: для суки она та еще стерва. Щенков поделим.
– Случка обойдется в тысячу.
– Долларов? Ты чокнутый или как?
– Сам ты знаешь кто… Только за последний бой он принес мне двенадцать кусков.
– Двенадцать? Не заливай. Всего за один собачий бой?
Дрессировщик фыркнул.
– И это после оплаты ринга. Победил самого главного чемпиона. Такое надо видеть. Это был монстр, скажу я тебе! Сплошные мышцы и шрамы. На двадцать два фунта тяжелее Брута. Судья почти отменил бой после взвешивания. Назвал моего пса приманкой на ринге. Но мой Брут показал им, чего он стоит. В общем, плакали их денежки. Я озолотился на этом бою.
Смех. Грубый и жестокий. Без капли тепла.
Пес покосился на людей краем глаза. Дрессировщик стоял слева, одетый в мешковатые джинсы и белую футболку. Покрытые татуировками руки. Выбритая налысо голова. Незнакомец был затянут в кожу и держал под мышкой шлем. Он то и дело стрелял глазами по сторонам.
– Давай уйдем с этого гребаного солнца, – наконец сказал незнакомец. – Обсудим цифры. Мне в конце недели должно привалить кило зелени.
Они отступили в сторону. Пса что-то ударило в бок. Больно и сильно. Но он так и не разжал хватку. Пока еще не разжал.
– Отпускай!
По команде пес наконец разжал челюсти и рухнул на землю. Задние лапы онемели, налились кровью. Но он повернулся к двум людям. Поднял плечи и прищурился от солнца.
В руках у дрессировщика была деревянная бита. Незнакомец сунул кулаки в карманы куртки и отступил назад. Пес учуял его страх, горьковатую сырость, – словно пропитанная старой мочой трава.
У дрессировщика страха не было. Держа в одной руке биту, он недовольно нахмурился. Наклонился и отцепил с ошейника пса железную пластину. Та упала на утрамбованную землю.
– Эта штука весит двадцать фунтов, – объяснил дрессировщик незнакомцу. – На следующей неделе я доведу ее вес до тридцати. Помогает утолщить загривок.
– Если будет чуть толще, он не сможет повернуть голову.
– Мне и не надо, чтобы поворачивал. Это будет стоить мне отметки на ринге.
Бита указала на череду клеток. Ботинок пнул пса в бок.
– Живо тащи свою задницу обратно в будку, Брут.
Пес было оскалился, но тотчас побрел прочь, мучимый жаждой и усталостью. В задней части двора выстроились в ряд огороженные вольеры. Цементные полы в них никто никогда не мыл.
Когда он приблизился, псы в соседних клетках подняли голову – и снова угрюмо опустили. У входа он поднял лапу и пометил свою территорию, из последних сил стараясь не дрожать на онемевшей задней лапе.
Он не мог показать свою слабость.
Он выучил этот урок еще в первый день.
