На другом конце стоянки вспыхнули фары, взревел мотор. Какой-то автомобиль сорвался с места, выехал на дорогу и начал разворачиваться в противоположную от штаба сторону.
Часовой щелкнул затвором и дал вверх одну короткую очередь, другую.
— Стой!
Набирая скорость, машина удалялась.
Он еще мог прицелиться и полоснуть по двум красным огонькам, обозначавшим габариты автомобиля. Наверняка достал бы.
Но, во-первых, в подсознании пульсировала мысль: а вдруг в машине свои? Вдруг кто-то из штабных офицеров отправился в корпус, а он просто об этом не знает?.
Во-вторых, слева послышались торопливые шаги. К нему со всех ног бежал начальник караула.
— В чем дело?! — испуганно крикнул он. — Что случилось?
— Да вон, — взволнованно ответил боец, — с дальнего края стоянки машина выехала.
— Какая машина? Ты что несешь? Куда выехала?
— Да почем я знаю? Я пытался остановить: кричал, палил в воздух. А его и след простыл. Может, кто из наших?
— Да какие, к черту, наши! — рычал лейтенант.
— Бог его знает… Я же говорил, там железяками лязгают, а вы не верили!.
Доставая на ходу пистолет, начкар побежал вдоль стоявшего транспорта. Сердце стучало и рвалось из груди, когда он достиг дальнего края и обнаружил пропажу «Хорьха».
— Как же так?. — Лейтенант закрутился на месте, озираясь по сторонам, все еще надеясь обнаружить исчезнувшего «немца». — Кто на нем мог уехать? Он же весь разбитый!
Когда начкар, подсвечивая себе фонарем, ползал на четвереньках по тому месту, где стоял немецкий автомобиль, подошли комендант с начальником штаба дивизии.
— Ну что, лейтенант, докладывай о своих успехах, — вздохнул начштаба.
— Товарищ подполковник, только что со стоянки неизвестными лицами похищен автомобиль «Хорьх», — доложил тот.
— Ты знаешь, что он был весь раскурочен? Что у него не заводился мотор?
— Так точно.
— Выходит, всю ночь кто-то работал и кряхтел у тебя под носом на стоянке, давал ему ремонт. Так?
Лейтенант молчал.
— Под утро этот неизвестный привел автомашину в порядок, спокойно уселся за руль, прогрел мотор и уехал. Так, что ли?
Вместо ответа лейтенант вздохнул.
— Десять суток ареста, — отчеканил начальник штаба.
— Может, в контрразведку его сразу? — поддел комендант. — А оттуда прямиком в штрафбат?
— Мы подумаем, как для нашей страны и Красной Армии будет лучше. А пока — под арест.
— Понял, — кивнул комендант. И повернулся к поникшему лейтенанту:
— Сдать оружие!.
Глава десятая
Москва Июль 1945 года
Следующий день у сотрудников оперативно-разыскной группы Старцева сложился суматошным. Тяжелее других пришлось Ивану и Александру. Если все остальные после вечернего совещания отправились с Петровки по домам, то эти двое плюхнулись в «эмку» и, невзирая на позднее время, снова покатили на северную окраину столицы…
Участкового инспектора, в чьем ведении находился Красностуденческий проезд, отыскали не сразу. Вначале пришлось ехать в РОМ, где побеседовали с дежурным офицером милиции. У него разжились данными о расследовании угона «Хорьха» (оно ни на сантиметр не сдвинулось с места), а также адресом участкового. Из РОМа поехали по указанному адресу.
Как и предполагалось, участковый досматривал пятый сон, ибо дело шло к середине ночи. Сыщики разбудили его долгим, настойчивым стуком в дверь на втором этаже деревянного барака.
Дверь открыл нескладный мужичок в длинных семейных трусах и хромовых сапогах на босу ногу. Посмотрев одним глазом в развернутое удостоверение, он кивнул, накинул на плечи китель с погонами старшего лейтенанта милиции и повел гостей длинным темным коридором на общую кухню. Там деловито запалил керогаз, поставил чайник. Напившись из-под крана, закурил. Тряхнув наголо стриженной головой, обернулся к терпеливо ожидавшим муровцам.
— Извиняйте, мужики, я трое суток не спавши — плохо соображаю. Как на фронте, ей-богу… Спрашивайте, чего хотели?.
Старцев с Васильковым в двух словах обрисовали свой интерес.
— Угнанный «Хорьх»? — прищурился участковый. И закашлялся от доброй затяжки:
— Не-е-е… кх-кх-кх… гиблое дело. Я участок как свои пять пальцев… кх-кх. Каждый день обхожу, а иной раз и по второму кругу. Кх… Ей-богу, мужики. Если бы имелась какая зацепка, сам бы давно раскрутил.
— То есть вообще мертво? — пытал Старцев.
— Вообще. Это не местные. С другого района или вовсе не московские. Сто процентов. У нас тут машин в частном пользовании наперечет. Я всех владельцев знаю, каждому могу дать подробную характеристику.
— Гаражи, мастерские, — напомнил Васильков. — Туда не могли загнать, чтобы разобрать на запчасти?
Участковый выключил керогаз и подхватил закипевший чайник.
— Таких мастерских в нашем частном секторе отродясь не бывало. В сарай какой спрятать — это запросто, отрицать не стану, — боднул он лбом тяжелый прокуренный воздух. — И разобрать могли — умельцев хватает. Но запчасти требуется где-то сбывать, а тут опять неувязочка, потому как нет поблизости подходящих толкучек. Так, мелкие базары с картошечкой-огурчиками да с варежками-платочками. А запчасти везти куда-то придется…
Говорил он хорошо, складно, убедительно. Так умели говорить только мастера своего дела. Невооруженным глазом было видно, что этот участковый инспектор — на своем месте, что работает он «на полную катушку» и готов отвечать за каждое свое слово.
Лейтенант предложил чаю. Сыщики не отказались. Посидели у его скромного стола, застеленного старой клетчатой клеенкой, поговорили. Парень и вправду выглядел уставшим и до крайности изможденным.
— Трудно, брат? — спросил Старцев.
— По всякому, — немного помолчав, признался участковый. — Покуда война шла, народ крепился, сам себя ограничивал, держал в узде. А как фашиста победили, так и расслабился. Будто шлея под хвост попала: пьет, буянит, безобразничает. Каждый день то стрельба, то поножовщина, то драки до полусмерти. И все, как говорится, на пустом месте, гнутой полушки не стоит…
На еженедельно проводимых совещаниях комиссар Урусов докладывал об общей криминальной обстановке в Москве, в Московской области и в целом по стране. Хорошего в этой статистике, увы, было мало. Если с главной бедой — организованными и хорошо вооруженными бандами — правоохранительные органы справлялись, и их количество заметно поубавилось, то с преступностью на бытовом уровне дела обстояли худо.
— Ладно, старлей, отдыхай. Извини, что подняли в поздний час, — прощался через несколько минут Старцев.
