Глава 1
«Ким, сынок! Тебе одиннадцать лет, ты совсем взрослый. И я хочу, чтобы ты знал, как сражаются наши солдаты, как они защищают свою землю, свой народ от фашистской нечисти. Ты вырастешь, закончится война, но в памяти советских людей слово Сталинград навсегда останется символом мужества, стойкости и безмерной любви к своей Родине. Я буду в каждом письме рассказывать, сынок, о подвигах наших солдат, а ты рассказывай своим друзьям в школе, во дворе. Мальчишки должны знать, как сражаются их отцы и братья на фронте.
Вчера в передовом окопе тяжело ранило красноармейца Поддубного. Но он, превозмогая боль, продолжал наблюдать за противником. Фашисты, перегруппировавшись, хотели скрытно пробраться к нашему левому флангу. Надо было срочно сообщить замысел врага командиру, но Поддубный не мог двигаться. Как быть?
Напрягая все силы, он с большим трудом дополз до соседнего окопа, где сидел боец. Направив его с донесением к командиру, Поддубный остался один. Немцы приближались. Раненый герой решил остановить врага. Ненависть к фашистам влила в него силы. Поддубный поднялся из окопа и одну за другой метнул в фашистов две гранаты. Четырех гитлеровцев разнесло на клочки. Остальных бандитов встретили и уничтожили вовремя предупрежденные советские воины»[1].
Потерявший более 70 % личного состава и боевой техники 24-й танковый корпус вывели для пополнения и оставили в резерве. Лейтенант Соколов, которого утвердили командиром роты средних танков, с завистью слушал о том, как дерутся его товарищи в Сталинграде, как идет операция по окружению германской 6-й армии. «А что я расскажу после войны? – думал молодой танкист. – Был рядом со Сталинградом, но так и не участвовал в битве за город?»
Но как командир Алексей все же понимал необходимость такой передышки для корпуса. Измотанные в боях танкисты засыпали прямо за рычагами, техника была в ужасном состоянии, почти все танки требовали ремонта. А еще, начиная с июня 1941 года, Соколов не встречал частей, полностью укомплектованных людьми и техникой по штату военного времени. Но теперь он сам командовал танковой ротой, в которой имелось 17 танков, включая и его командирскую машину, и танки командиров взводов.
Передышка была не только отдыхом, она максимально использовалась для обучения личного состава, младших и средних командиров. Особое внимание уделялось взаимодействию в бою подразделений: танковых, стрелковых, артиллерийских. И сам Алексей, восстанавливая в памяти все, чему его учили в танковой школе, используя весь опыт, который он получил за эти полтора года войны, учил своих танкистов. Помогали ему в этом и механик-водитель командирского танка Семен Михайлович Бабенко, и командир башни наводчик Василий Иванович Логунов.
Бывший инженер-испытатель Харьковского танкового завода Бабенко оказался прекрасным педагогом. Он учил механиков-водителей роты не только тонкостям владения боевой техникой, но и правильному уходу за ней. А в боевых условиях повышение технического ресурса танка даже на несколько часов, порой могло спасти жизнь экипажу и, что важнее всего, выполнить боевую задачу. Бабенко в роте уважали все: и новички, и опытные танкисты.
Старшина Логунов учил наводчиков своему: как правильно делать упреждение, как разгадать, какой маневр фашист собирается совершить и какие есть признаки того, двинется вражеский танк вперед или назад. А заодно показывал самые уязвимые места немецких танков, чешских, которых тоже немало было у врага.
Учеба шла своим ходом, техническая подготовка заканчивалась. Каждый танкист чувствовал, что скоро корпус бросят в бой, хотя командиры ничего о ближайших планах не говорили. Таковы правила войны – секретность мера необходимая, а нередко и немаловажный залог успеха. Окружена, зажата плотным кольцом 6-я немецкая армия в Сталинграде. Отбиваются попытки фашистов пробиться, прорвать кольцо и снаружи, и изнутри. Красная Армия сражается с полным напряжением сил, понимая важность разгрома немецких войск на Волге. Значит, понимал Соколов, надо ждать крупного немецкого наступления, значит, надо ждать и наступления Советских войск. В сложившейся ситуации никто не должен стоять на месте – это приведет к катастрофе, к поражению.
«Все, отдых закончился», – думал Алексей, возвращаясь с командного пункта батальона. И несмотря на то что майор Топилин собирал командиров рот для постановки боевой задачи, привычного боевого возбуждения Соколов не испытывал. Он вышел под звездное морозное небо, скрипя сапогами по снегу, остановился и, натягивая перчатки, стал смотреть на звезды. В морозную ночь звезды светят очень ярко, будто даже покалывают, как меленькие льдинки. Вот и началась вторая военная зима. Несмотря на крупные победы Красной Армии в отдельных операциях, все равно приходилось отступать. Это были победы в оборонительных боях: под Москвой, теперь здесь, в Сталинграде. «Медленно, но мы фашистов все равно останавливаем, – думал Алексей. – Народ сражается как зверь, цепляясь за каждую пядь земли. И скоро мы перестанем отступать, перестанем бить ненавистного врага в оборонительных боях. Теперь все».
Лейтенант глубоко вдохнул и с шумом выдохнул морозный воздух. Клубами изо рта повалил пар. Надо идти в свое подразделение и сообщать о принятом командованием решении. «Хорошо, что моя рота полностью готова к бою, – с удовольствием подумал Соколов. – Я же чувствовал, что скоро в бой. Машины в порядке, люди подготовлены. Даже успели все танки выкрасить в белый цвет». Соколов вспомнил про свой командирский танк, про свою «семерку». Логунов вместе с заряжающим Колей Бочкиным раздобыли красной краски и старательно вывели на борту танка его имя «Зверобой».
Вроде бы недавно это было, а кажется, что уже давно. На войне день за три, порой день за год. И там, под Воронежем, когда они получили в подарок новенький танк от женщин сибирского завода, на котором работала мама Коли Бочкина, и возникла идея дать ему имя. Такое, чтобы знали о нем все вокруг, знали на заводе, слышали его имя и гордились. Потому что дорого оружие, которое тебе вручает командир, но во стократ дороже оружие, которое вручают матери. И уж тогда никак нельзя посрамить этого оружия, бить врага придется так, чтобы земля под ногами у него горела. А Коля Бочкин молодец, хорошо придумал. Все мальчишки зачитывались книжками про индейцев, когда Фенимора Купера только перевели на русский язык. Говорят, еще до революции гимназисты зачитывались. А теперь вот и мы. И будем бить фашистского зверя нашим «Зверобоем». «Так и надо будет с ребятами поговорить перед боем», – решил Алексей.
На востоке над лесом в морозное чистое ночное небо взлетели две красные ракеты. Соколов сразу остановился, глядя вдаль. Ракеты были «тревожные», что-то случилось. И тут ответом на его вопрос ночной воздух прорезали пулеметные очереди. Одна, вторая, а потом длинная на расплав ствола. Так бьют из пулемета в критических ситуациях, не экономя патроны, чтобы остановить врага, залить ему дорогу свинцом. «Черт, там ведь мои ребята!» – Соколов бросился к крайним домам, где была расквартирована его рота, сетуя на то, что комбат приказал ему самому поселиться в доме, ближе к штабу батальона.