– Ждут, – коротко ответил танкист.
– Да, ждут, – отозвался лейтенант. – Все ждут от нас. Надеются. Особенно женщины.
– Самая трудная у них участь, – добавил Омаев. – Во все века они должны были сидеть и ждать. Это очень трудно – ждать, когда ничем не можешь помочь, руками не можешь. Мы хоть можем воевать, убивать врагов, что-то делать для победы. А они?
– А они приближают победу тем, что любят нас, ждут, верят и надеются, – возразил Алексей. – Ты видел, как изменился Бочкин, когда неделю назад получил письмо от своей певицы?
– Да, он говорил. У Лизы все хорошо, она учится в своей консерватории, и нога совсем зажила. Сказал, что теперь ему проще, что не надо за Лизу беспокоиться. А раньше сердце рвалось на части.
– Светает. – Соколов поднял голову и посмотрел на поредевшие облака. Небо за ними начинало светлеть, а над горизонтом появилась еле заметная яркая полоска.
Когда совсем рассвело, стали видны дымные столбы над крышами домов в поселке. Несколько машин, бронетранспортеров, артиллерийских тягачей стояли на улицах незамаскированными. Никакой видимой системы обороны поселка Алексей не обнаружил. Видимо, румыны считали себя в глубоком тылу. А вот это напрасно! По склону, скользя по снежному насту и падая, взбирался Сайдаков. Отпустив Омаева и дождавшись, когда лейтенант уляжется рядом с ним, Соколов стал показывать на ориентиры в поле и на поселок, рассказывая, что он успел заметить и понять.
– Больших сил в поселке наверняка нет, – сделал вывод Сайдаков. – В любом случае не больше батальона.
– А вон легкая артиллерия, – добавил Соколов. – Видишь, справа на улице «передки» стоят? Значит, есть орудия и на конной тяге. Еще бы понять, где сами орудия. Надеюсь, не на окраине замаскированы, с прицелом на дорогу.
– Знаешь, мне этот большой каменный сарай напоминает мастерские машинной станции, – задумчиво сказал Сайдаков. – У нас в колхозе такие были на центральной усадьбе. И отец у меня на МТС работал. Поэтому я в танковые войска и подался.
– А ведь точно, – обрадовался Соколов. – Один или несколько артиллерийских тягачей неисправны, и их подогнали к мастерским. А пушки, как мне кажется, под деревьями в парке. Посмотри-ка! Вон туда, левее постамента от памятника. Видишь накрытый брезентом ствол? А вон еще брезентовый чехол на орудийном стволе. Что у них еще может быть в поселке? Комендантская рота охраны штаба, взвод связи, тыловая служба какая-нибудь. Часть-то пехотная. Этот батальон, который расквартирован в Иваново, наверняка драпает с фронта или целенаправленно перебрасывается куда-то. Значит, у них не может быть гаубичной артиллерии. Скорее всего, батарея или дивизион, 37-мм противотанковая пушка Pak. 35/36 или 42-мм Pak 41. Максимум это чешские 47-мм Pak36.
– «Набалдашников» на стволах нет. Значит, нам бить надо с северо-запада, чтобы румыны не успели развернуть батарею против нас. Там дома стоят не так близко друг к другу. И парк выходит к окраине.
– Со стороны дороги тоже улица широкая, – добавил Сайдаков. – И идет до самого центра. А вообще удивительно, что почти все дома целые. Видать, пронесло Иваново, не было за него сильного боя. Наши осенью его оставили. Нам бы не добавить разрушений, а то зима впереди, если мы полпоселка сожжем, людям негде будет жить.
– Смотри! – Соколов повернулся назад на далекий звук моторов. – Колонна идет.
Оба танкиста стали рассматривать дорогу, где в десятке километров севернее появилось какое-то движение. Шла какая-то пешая часть. В колонне тащились несколько грузовиков, пара десятков гужевых повозок. И самое неприятное, что удалось увидеть, это восемь пушек на конной тяге. Было понятно, что, если колонна войдет в Иваново, сила гарнизона увеличится значительно. И выбить оттуда румын будет очень и очень сложно.
– Атаковать на дороге, – резко бросил Сайдаков. – Разделимся на две части и атакуем одновременно колонну и поселок с запада. Как считаешь, командир?
– Нет, делиться не будем, чтобы не распылять и без того малые силы. Нужен еще и эффект массированности, Паша. Три танка, идущие в атаку, на психику действуют слабее, чем шесть танков. Смотри, у них в голове колонны идут пешие солдаты, потом грузовики и гужевые повозки, в конце плетется артиллерия. Подпустим колонну к окраине поселка, вон до того пруда с рогозом. Мы сосредоточимся для атаки между двумя возвышенностями: этой, где мы с тобой сейчас, и вон той, с геодезическим знаком на вершине. А потом одновременно ударим во фланг и хвост колонны. Бьем и из пушек, и из пулеметов. Проходим гусеницами и по головной дороге мчимся в поселок. Часть румынской пехоты в панике успеет добежать до окраин. По своим стрелять не будут, и мы «на плечах» врага ворвемся в Иваново. Что с двух сторон поселок атаковать, что с одной – скорость движения у нас одинаковая, а эффект разгрома колонны и прорыва шести танков сыграет свою роль. Они и так уже в подавленном состоянии, а тут еще и мы с грохотом и стрельбой появимся.
– Согласен. – Сайдаков нетерпеливо поправил шлем на голове.
Алексей остался наблюдать за колонной и поселком на вершине, а его заместитель бросился вниз, передавать приказ и выводить группу на исходную позицию. Снова заворчали танковые двигатели, фыркнули и заработали моторы немецких бронетранспортеров. Шевельнулись пулеметы на высоких турелях. Автоматчики в «ханомагах» усаживались удобнее, убирая из-под ног все лишнее, что может помешать во время боя.
Колонна тянулась медленно. Видимо, лошади были утомлены, плохо накормлены, несмотря на то что в путь они двинулись после ночевки. Да и румынские солдаты скорее всего давно сытно не ели. «Минут через пятнадцать они поравняются с нами», – решил Алексей, оценивая взглядом расстояние и скорость движения вражеской колонны. Выждав еще несколько минут, он отполз от поваленного дерева, а потом встал на ноги и побежал по склону вниз. Ощутил знакомый, чуть заметный озноб перед боем, азарт! Хотелось скорее в танк, скорее взяться за рукоятки перископа и скомандовать «вперед». Никогда Алексей не был торопливым командиром, понимая, что все хорошо в свое время, а не раньше или позже.
Командиры танков сидели в люках башен своих машин и выжидающе смотрели на Соколова. Логунов поспешно спустился внутрь, освобождая место лейтенанту. Алексей проворно забрался на броню, спустил ноги в люк и соединил шлемофон кабелем с ТПУ. Белые танки среди низких кривых березок между двумя холмами были не видны. Наверное, сторонний наблюдатель не заметил бы «тридцатьчетверки», бросив беглый взгляд в их сторону. Только темные немецкие бронетранспортеры могли выделяться на этом фоне, но автоматчики забросали капоты и лобовую броню «ханомагов» снегом. Еще минута, и на дороге появилась голова колонны. Румыны брели, еле переставляя ноги в ботинках и высоких накладных гетрах. Почти все засунули руки в карманы, и винтовки у солдат при каждом шаге болтались из стороны в сторону.
Алексей поднял руку, дождался, когда все командиры сделают то же самое, подтверждая, что приказ виден и понят. «Вперед»! И вот он, этот миг единого порыва, общего настроя. Уже ничего не изменить и не остановить. Можно остановить атаку, но позже, возможно, когда танки войдут в соприкосновение с врагом, когда откроют огонь обе стороны. Но именно вот этот момент, когда бойцы ринулись на врага, единые в своем порыве, твой приказ многие не услышат, хотя он и достигнет их ушей. Ушей, но не сознания. В своих мыслях каждый уже разит врага.
