Но в этот момент в зале появилась она.
– Разрешите! – Девушка протянула вверх руку и протиснулась сквозь плотные ряды.
Затем она остановилась у стола президиума, повернулась лицом к залу.
Званцев оживился, поднял голову. На заводских девушек и курсанток аэроклуба незнакомка внешне не походила. Те носили короткие стрижки и летом одевались удивительно схоже. У всех светлые блузки, юбки и босоножки, больше похожие на тапочки. А эта!.. Строгое платье из темно-синего крепдешина в мелкий цветочек, туфли на каблуках, волосы густые, спадающие на плечи. Но больше всего Игоря поразил какой-то зажигательный блеск в ее глазах, темных, под цвет волос.
– Кто вы такая? Представьтесь, – заявил Коробков, изрядно удивленный.
– Маргарита Мещерская, член бюро Замоскворецкого райкома комсомола, студентка университета. В вашем городке прохожу преддипломную практику. – Девушка окинула взглядом зал и продолжила: – Товарищи! Я все слышала и хочу высказать свое мнение, но не собираюсь никому его навязывать. А мнение мое таково. Исключение из рядов ВЛКСМ комсомольца Званцева – наказание слишком суровое. Поясню. Званцева обвиняют по трем пунктам. Первый – воздушное хулиганство. Но, товарищи, наши люди из сельской местности, колхозники еще не привыкли к самолету. Пройдет год-другой, и те люди, которые прятались от гула мотора, будут кричать «Ура!» и приветствовать летчиков. Пункт второй – драка. Я считаю, что комсомолец должен драться только с врагами своей страны, противниками идей коммунизма. Но у Званцева, который первым ударил инструктора Махнева, есть смягчающее обстоятельство. Он защищал честь девушки. И, наконец, третье – авария самолета. Комсомолец Званцев без разрешения начальника летной части при попустительстве дежурного поднимал в воздух самолет, да еще с иностранными военными. Последний полет едва не закончился трагедией. Но и здесь имеются смягчающие обстоятельства. Самолеты и аэроклуб комсомолец Званцев показывал чехословацким летчикам по поручению секретаря парткома. Товарищ Трясогузкин, вы подтверждаете это? – обратилась она к этому человеку, как раз появившемуся в дверном проеме.
– Подтверждаю! – выкрикнул тот и тут же ретировался.
А девушка вошла во вкус и продолжила:
– Товарищ Коробков назвал Чехословакию буржуазной страной? Да, это верно, хотя нужно иметь в виду, что Чехословакия – это не фашистская Германия. Она сама может подвергнуться агрессии со стороны Гитлера, как это случилось в марте с ее соседкой Австрией. Я считаю, что с Чехословакией надо развивать отношения. Она Советскому Союзу не враг. Поэтому приятно слышать, что руководители их делегации не только не имели претензий к летчику-инструктору Званцеву, но и просили его поощрить. Ведь благодаря его умелым действиям удалось избежать человеческих жертв. Кстати, за тридцать восьмой год это четвертая авария в вашем аэроклубе. В летном деле всякое бывает.
«Красиво говорит, черт ее побери», – размышлял Игорь, не отрывая взгляда от этой особы.
Она уже заканчивала свою пламенную речь:
– Итак, товарищи, я считаю, что в поступках комсомольца Званцева нет ничего политического, уголовно наказуемого. Он признал свою вину и заслуживает наказания в виде выговора, пусть даже строгого.
На несколько секунд в зале воцарилось молчание. А затем раздались аплодисменты.
– Скажите, товарищ Мещерская, – громко произнес кто-то. – У нас есть улица Мещерского. Это к вам имеет отношение?
– Имеет! – гордо ответила девушка. – Мещерский Михаил Григорьевич – это мой отец, старый большевик, член партии с девятьсот пятого года. К сожалению, он умер три года назад.
Зал одобрительно загудел.
Секретарь Коробков сидел, насупившись. Теперь ему было ясно, что исключение Званцева не состоится.
Оно и не состоялось. Он получил строгача с занесением в учетную карточку.
Риту провожала группа комсомольцев во главе с секретарем. Пошли расспросы о громких московских процессах, о врагах народа, о международном положении, об отце Михаиле Мещерском. Особенно усердствовал в этом Коробков, у которого была заветная мечта попасть в Москву на комсомольскую работу.
Вскоре вдали показалась автобусная остановка. Сообщение между городком и заводом было регулярное. Автобус отходил каждые полчаса и находился в пути десять-пятнадцать минут.
– Спасибо, товарищи, дальше я сама, – сказала Рита, остановилась и улыбкой проводила комсомольцев завода. – Рада знакомству. Завтра у меня заканчивается практика, отбываю в Москву. Может, когда-нибудь встретимся.
– Конечно, – заверил ее Коробков.
Вечер выдался теплым. Пахло сиренью и тополиными почками.
«С первым выступлением вас, адвокат Мещерская», – нашептывала Рита сама себе, неторопливо шагая в сторону автобуса.
Настроение у нее было хорошее, но подступала усталость. Ей хотелось побыть одной.
Она почувствовала за спиной шаги, остановилась и обернулась.
– Это вы, Званцев? Что-то хотите сказать?
Игорь стоял перед ней. На нем были летние парусиновые брюки и клетчатая рубашка с засученными по локоть рукавами. Ростом Рита была не обижена, но он смотрел на нее свысока.
«Как такой жердяй вмещается в кабину самолета?» – с усмешкой подумала она.
Он посмотрел на нее как на старую знакомую, непринужденно улыбнулся и заявил:
– Хочу сказать только одно: я восхищен! Поэтому из чувства благодарности отвешиваю вам низкий поклон.
– Спасибо. Это все?
– Нет, не все. Не будет ли сударыня столь любезна…
Она резко прервала его:
– Комсомолец Званцев, сударыни и судари были до семнадцатого года!
Он изобразил удивление.
– Ах, какой же я политически неграмотный! В таком случае исправлюсь. Не будете ли вы, уважаемая член бюро Замоскворецкого райкома комсомола, столь любезны, что разрешите мне, рядовому комсомольцу, проводить вас до автобусной остановки?
– Не только рядовому, но и нерадивому комсомольцу Званцеву.
Игорь покачал головой, вздохнул и обиженным тоном произнес:
– В детстве я в таких случаях говорил: «Кто как обзывается, тот так и называется». Но сейчас я стал старше и, конечно же, промолчу.
Она снова вспыхнула.
– Что вы себе позволяете?!! Ведите себя прилично.
– Я хочу всего лишь проводить вас до автобусной остановки. Больше ничего. – Он показал рукой на автобус, издававший дребезжащий гул. – Кстати, мы уже пришли.
Она повернулась к нему лицом.
– Вот и отлично. Прощайте, подзащитный!
– Подзащитный? А ведь верно, из вас получился бы неплохой адвокат.
– А я и буду адвокатом. Я заканчиваю юридический факультет университета.
– Вот как? Прекрасно! В таком случае я обязательно обращусь к вам, если мне снова будут шить персоналку.
