– Прости, я погорячился. Но войди в мое положение. Мне скоро двадцать три, а я даже не знал, что мой отец жив и у меня есть брат и сестра.
В нерабочие дни, а такими в 1938 году были 6, 12, 18, 24 и 30 числа каждого месяца, Игорь Званцев приезжал домой проведать мать. Да и по родной Москве скучал. От подмосковного городка, где он работал по распределению после института, до столицы было чуть больше часа езды автобусом или вечерним поездом. В Москве семья имела две небольшие комнаты в коммуналке, в которых до отъезда Игоря и ухода отчима Бориса Семеновича они жили втроем.
После разговора с сыном Антонина Васильевна постепенно приходила в себя. О том, что ее бывший муж и отец Игоря жив, она знала. Но известие об этом получила тайно, поэтому молчала. И вот сейчас после прочтения письма, которое привез с собой Игорь, Антонина Васильевна поняла, что придется обо всем рассказать сыну.
Это произошло почти три года назад, в сентябре тридцать пятого, когда Игорь был еще студентом. В тот вечер она возвращалась из школы, в которой преподавала немецкий язык. В небольшом скверике, который прилегал к зданию школы, на лавочке сидел мужчина. Длинное черное пальто, такого же цвета кепка с широким козырьком, поднятый ворот.
Антонина Васильевна не обратила на него внимания, спокойно шла своей дорогой. Но едва она поравнялась с ним, этот человек поднялся. Роста он был среднего, в плечах не особо широк, лица почти не видно. На город надвигались осенние сумерки.
– Званцева Антонина Васильевна? – глухим голосом спросил мужчина.
– Простите, но я Валицкая.
– Ах да, конечно.
– Что вам угодно?
– Мне угодно передать вам, что ваш муж Званцев Николай Порфирьевич жив-здоров. Ныне он проживает в Праге.
Это сообщение было настолько неожиданным, что она даже не среагировала на начавшийся дождь. Зонтик в ее руках так и остался нераскрытым.
– Кто вы? Представьтесь, пожалуйста.
Человек в длинном пальто и кепке был, похоже, готов к такому вопросу:
– Антонина Васильевна, поверьте, мое имя вам ровным счетом ничего не скажет. Могу только сказать, что с Николаем Порфирьевичем мы воевали в одном полку.
Дождь усилился, зонт пришлось все-таки раскрыть.
– Вы, наверное, тоже из Праги? – спросила Антонина Васильевна.
– Прошу извинить, но сказать вам правду я не могу, а лгать не приучен.
Наступила пауза. Капли дождя шлепали по поверхности зонта, шелестели в листве деревьев.
Мужчина первым нарушил молчание:
– Если вам будет угодно написать Николаю Порфирьевичу письмо, то я завтра жду вас здесь в это же время. В ваших интересах никому не рассказывать о нашей встрече.
– Даже сыну?
– Никому. Но я думаю, что сын со временем все узнает. – Он склонил голову в прощальном поклоне и собрался уходить.
Но голос Антонины Васильевны остановил его:
– Подождите. Я все-таки не могу довериться человеку, не зная его имени.
Несколько секунд человек в пальто и кепке размышлял, испытующе глядя на нее, потом негромко, но четко произнес:
– Поручик Разумовский Юрий Арнольдович! Честь имею!
В ближайшую ночь Антонина Васильевна не сомкнула глаз. Борис Семенович похрапывал, часто переворачивался с боку на бок. В соседней комнате безмятежно спал сын.
Она лежала на спине, упиралась взглядом в черный потолок, и размышляла:
«Значит, Николай жив. Но почему он дал знать о себе только сейчас? Попал в плен? Встретил и полюбил другую? Скорее всего, так. Стоит ли после этого поддерживать с ним связь? Да, конечно. Ради Игоря. Но как сказать сыну? Ведь тот человек в длинном пальто, назвавшийся Разумовским Юрием Арнольдовичем, просил никому не говорить, заверил меня, что сын со временем узнает об отце».
Антонина Васильевна решила написать. На следующий день в школе у нее не было занятий. Борис Семенович ушел на работу, сын – в институт. Она села за письмо, но ничего не получалось. Женщина рвала бумагу, садилась писать заново.
Когда настало время встречи, Антонина Васильевна почувствовала сильное волнение и даже испуг. А вдруг арестуют? Муж, хоть и бывший, за границей.
На следующий день вечером дождь лил еще сильнее. Антонина Васильевна прождала десять минут, двадцать, полчаса. Но Разумовский Юрий Арнольдович в скверик так и не пришел.
После того как она все подробно пересказала сыну, оба долго молчали.
– Вот теперь суди сам, права ли была я, не поведав тебе эту историю? Ведь я это сделала ради тебя? Сейчас кругом аресты, суды над врагами народа, вредителями. На прошлой неделе в соседнем подъезде ночью арестовали двоих. А уж, не дай бог, узнает Борис Семенович. Сам знаешь, что это за человек. А про друга своего школьного Сашу Антоневича слышал? Отец – крупный инженер, работал с самим Орджоникидзе. Арестован, и все, никаких сведений о нем. Сашу тут же выгнали из института. Хочешь, чтобы и с тобой было то же самое?
– Да знаю, мама, знаю. Но ты мне рассказала не все, – с обидой в голосе произнес Игорь.
Антонина Васильевна всплеснула руками.
– Как ты можешь такое говорить! Ты мой единственный сын, я твоя мать. Я чиста перед тобой.
Игорь был хмур и не реагировал на эмоции матери.
– Мама, если тебе не удалось передать письмо отцу, то как он узнал, где я работаю, что я авиационный инженер, летчик-инструктор аэроклуба?
Антонина Васильевна снова расплакалась.
– Ну откуда мне знать?
Игорь попросил ее показать ему семейный альбом. Антонина Васильевна исполнила просьбу сына. Игорь долго смотрел на две фотографии. На одной из них отец был в военной форме, на другой – в строгом костюме, белой сорочке и при галстуке. Парень вспомнил фотографию, которую показывал ему Петр. Сходство было, но на ней отец выглядел старше.
– Кем был мой отец до войны? – спросил Игорь.
– Он был кадровым военным, как и его отец, то есть твой дед, у которого было небольшое имение в Орловской губернии.
Игорь криво усмехнулся и спросил:
– Выходит, и я дворянин?
– Выходит так. Дворянство передается по мужской линии.
Игорь поднялся, Антонина Васильевна последовала за ним и спросила:
– Ты куда? Обиделся?
Он уже накидывал пиджак.
– Прости, мама, но мне хочется побыть одному.
Во дворе было шумно. Детские голоса перекрывали возгласы немолодых мужчин, стучавших костяшками домино. Где-то недалеко орали мальчишки, гоняя в футбол.
– Гарька, привет! – окликнул Игоря кто-то.
Гарькой его звали во дворе с детских лет.
Игорь обернулся. Перед ним стояли его друзья Андрей Волков и Петька Малинин. Оба работали на заводе «Динамо» и были заядлыми болельщиками одноименного клуба.
