На Игоре была белоснежная рубашка, хорошо отглаженные темные брюки, на этот раз не парусиновые. Он подстригся, сделал прическу с пробором, от которой слегка пахло одеколоном.
– Привет! – сказал парень, улыбнулся и протянул ей большой сверток.
– Что это? – спросила девушка.
В ответ он развернул сверток, в который был скатан рыбацкий плащ, расправил его.
– Вот пришел вернуть. Спасибо тебе. Он тогда мне очень пригодился. – Словно в доказательство своих слов Игорь надел на себя плащ и добавил: – Жалко расставаться с ним, но придется.
Рита рассмеялась. Плащ Игорю был и короток, и широк. Но в тот вечер, когда он ее провожал и брюки его порвала собака, несоответствие размеров плаща было не особенно заметно.
В это время в прихожую вошла хозяйка квартиры, смерила Игоря оценивающим взглядом, потом протянула ему руку и представилась:
– Софья Борисовна.
– Очень приятно. Игорь… Николаевич.
– Что же ты держишь Игоря Николаевича в прихожей? – обратилась Софья Борисовна к дочери. – Вы проходите, не стойте столбом.
Такой большой квартиры Званцев никогда не видел. Три комнаты и кухня, к ним еще балкон, ванная, кладовка. Светлые большие окна, люстры. На кухне газовая плита и никаких керосинок. На фоне двух небольших комнат, которые мать и он занимали в коммуналке, квартира Риты выглядела самым настоящим дворцом.
В кухне Рита усадила Игоря за стол. Вскипятила чайник, заварила чай, поставила перед гостем небольшую вазу с конфетами.
– Вы комсомолец? – услышал он голос за спиной.
Софья Борисовна стояла в дверях и наблюдала за ними.
– Нерадивый комсомолец, – добавила Рита.
– Это почему?
Пришлось Игорю и Рите поочередно рассказывать и о полетах с чехословацкими летчиками, и о комсомольском собрании, и, конечно же, о том, как он после провожал ее. Софья Борисовна редко позволяла себе это, но после рассказа о порванных штанах и плаще на ее лице появилась едва заметная улыбка.
– Так вы летчик? – продолжила расспросы мать Маргариты.
– Авиационный инженер, но увлекаюсь полетами, летчик-инструктор.
– Институт закончили?
– Да, год назад, Московский авиационный.
После того как Софья Борисовна вышла из кухни, Рита с обидой в голосе спросила:
– Почему ты мне не сказал, что инженер?
– Потому что ты, адвокат, должна была все знать о своем подзащитном.
– Да ну тебя.
Игорь проводил ее до прачечной. Он хотел уже проститься с ней, но увидел корзину внушительных размеров, наполненную бельем, взял ее и взвалил на плечи.
– Придешь еще? – неожиданно спросила она перед своей дверью, на лестничной площадке третьего этажа.
– Обязательно.
– Кстати, как ты меня нашел?
– Неужели не догадываешься? Тогда на собрании ты представилась залу: «Маргарита Мещерская, член бюро Замоскворецкого райкома комсомола».
– У тебя хорошая память.
– Это смотря кого запоминать. Так вот этот самый райком я нашел без всякого труда.
– Что дальше? Как узнал, где я живу?
– Очень просто. Ты после работы направлялась домой, а я шел за тобой на некотором расстоянии.
– Шпионил, да?
– Выбирайте слова, Маргарита Михайловна! Не шпионил, а оберегал вас.
– От кого же, интересно узнать?
– Как от кого? От хулиганов, конечно.
– А если их было бы много? Кстати, в нашем дворе они тоже есть.
– Ничего страшного. Я раньше боксом занимался.
– А почему бросил?
– Это печальная история.
– Расскажи.
Игорь тяжело вздохнул. Воспоминания были не из приятных.
– Возвращались мы как-то с футбола, я и двое моих друзей. Проходили мимо пивной и повздорили со шпаной. Силы были неравны. Нас трое, а их пятеро, все при ножах. Полоснули меня по руке, задели сухожилие. Несколько месяцев не тренировался, а потом списали меня.
– Не жалеешь?
– Сначала жалел, а теперь уже нет. Авиация интересней. Я ведь хочу не только летать, но и самолеты создавать.
Минуту они стояли молча и смотрели друг на друга. Вдруг он взял ее за плечи и потянул к себе.
Но она решительно отстранила его руки, быстро открыла дверь, взяла корзину с бельем и вместо «до свидания» сказала то, что потом повторяла чуть ли не каждый день:
– Званцев, ты несносен!
Теперь он приезжал в Москву на выходные не только для того, чтобы увидеть мать. Правда, первое время долго гулять у них с Ритой не получалось. Она готовилась к защите диплома. Зато после нее такая возможность представилась. Он встречал ее у входа в университет, и пока она спускалась по лестнице, невольно любовался ею. На Рите было знакомое ему платье из темно-синего крепдешина в мелкий цветочек. Ее темные, густые, спадающие до плеч волосы развевались на ветру.
– Поздравляю, товарищ адвокат Советского Союза! – сказал Игорь и протянул ей букет белых роз.
– Спасибо. – Рита рассмеялась и приняла букет.
Потом она помахала на прощание своим однокурсникам, теперь уже дипломированным юристам, и сообщила по телефону-автомату матери радостную весть.
Вслед за этим они с Игорем пошли гулять по Москве. Бродили долго, а июньская ночь все не наступала.
Их прощание на той же самой лестничной площадке третьего этажа получилось запоминающимся. Игорь обнял ее и крепко поцеловал. Она вырвалась, едва не выронила букет, испуганно смотрела на него, тяжело дышала.
– Скажи мне: «Званцев, ты несносен!» – в шутку произнес он.
Вместо ответа она влепила ему оплеуху.
Игорь потер щеку, взял ее руку и высказал самое главное:
– Выходи за меня.
Молодым выделили комнату в заводском общежитии. Но Игорь чувствовал, что Рите, дочери уважаемых родителей, привыкшей к шикарной квартире, которая в 1938 году была большой редкостью даже для Москвы, это не нравилось. К тому же в подмосковном городке ей, молодому юристу, негде было применить свои знания.
Больше всего такая ситуация не устраивала Софью Борисовну. Мало того, что старшая дочь выпадала из-под ее контроля, так еще и за зятем надо было присматривать. Нет, к Игорю она относилась хорошо. Он в ее понятии был типичным представителем новой, теперь уже советской молодежи: комсомолец, инженер, летчик-инструктор, нашел свое место в жизни, хоть и рос без отца.
А так ли? Об отце он почему-то никогда ничего не рассказывал.
Все обо всех знать, все контролировать! Член партии с октября 1917 года, Софья Борисовна Мещерская иного в своей деятельности не представляла ни в комиссии партийного контроля, ни у себя дома. Дворянка по происхождению, дочь генерала, она порвала со своей семьей ради революции, передового марксистского учения, которым увлеклась давно, еще будучи гимназисткой. Комиссаром в Гражданскую ей быть не довелось, но в состав московской ЧК она входила.
