Но ценного материала все равно было мало. Поэтому Министерство вооружений и боеприпасов рейха решило в срочном порядке провести работы по открытию новых месторождений урановых руд на территории бывшей Чехословакии. Проблемой занялся крупный исследовательский институт фирмы «Ауэргезельшафт». Ему сразу же была подчинена и фирма «Шумава», в которой работал Разумовский.
Это оказалось существенным плюсом для него. Русского эмигранта, конечно же, очень тщательно проверяли в гестапо, однако игра стоила свеч. Теперь у него, руководителя отдела, появился документ, обязывающий местные власти, включая начальников гестапо, оказывать ему содействие в проведении горных разработок и в поисковых делах. Его подписал сам министр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер.
Работы у Разумовского и его сотрудников значительно прибавилось, вот только никто из них не знал, с чем связана активизация добычи урана. Тот факт, что он используется для приготовления красок, был известен всем. Но зачем же в таком количестве?
Может, уран идет в качестве сердечника для бронебойных снарядов? Разумовский слышал об этом. Но все равно слишком много. Вдобавок ради бронебойных снарядов тот же министр Шпеер не стал бы созывать частые совещания, на которые приглашались ведущие физики Германии. Нет, тут что-то другое.
Лишь в начале ноября прошлого, сорок четвертого года Разумовский наконец-то узнал, что кроется за интенсивной разработкой урановых руд.
В тот день налет англо-американской авиации был особенно интенсивным. Здание лаборатории, принадлежащей фирме «Ауэргезельшафт», сильно пострадало. Досталось и оборудованию лаборатории. Особенно остро ощущалась потеря спектрометров, предназначенных для оценки процентного содержания урана в руде.
Где восполнить потери? В рейхе? Но его все время бомбят. В Швейцарии? Пожалуй, подойдет. Это нейтральная страна, поддерживающая отношения с Германией и всеми крупными воюющими державами.
Разумовский, к его великой радости, был командирован в соседнюю Швейцарию для закупки двух спектрометров и еще кое-какого оборудования. Естественно, не один. За рулем грузовика, в котором ехал Разумовский, сидел молчаливый человек весьма сурового вида. Так, на всякий случай, для контроля. Очень походило на то, что он сотрудник гестапо или службы безопасности.
О своей командировке в Цюрих Разумовский сразу же сообщил в Лондон, сделав акцент на то, что ищет встречи для передачи ценной информации. Таковой была микропленка с материалами по заводу, находящемуся в Хинтербрюле.
Уже через несколько километров пути в сторону швейцарской границы Разумовский понял, что не ошибся относительно своего молчаливого попутчика. На постах проверки тот показывал какой-то документ, и их тотчас пропускали. Кроме того, он курил дорогие сигареты, что для простого шофера в условиях войны было непозволительной роскошью.
«Как избавиться от этого типа? Он ведь каждый мой шаг будет контролировать. Может, лучше просто поладить с ним?» – раздумывал Юрий Арнольдович.
На одной из остановок, когда молчаливый шофер-гестаповец ушел справлять нужду, Разумовский осторожно открыл бардачок, расположенный напротив переднего сиденья, и осмотрел его. Вроде бы ничего особенного, только то, что люди всегда берут с собой в дорогу. Термос, бутерброды, завернутые в целлофан, перочинный нож, какая-то книга с цветными иллюстрациями.
А это что? Какой-то ошейник, скорее всего, для собаки.
Разумовский имел в своем распоряжении не более пяти минут, однако успел пролистать книгу. Это было наставление по служебному собаководству, своего рода справочник.
Когда шофер сурового вида вернулся и они двинулись в путь, Разумовский стал говорить о бомбежках, которые устраивают проклятые англосаксы. Он с искренней грустью сказал, что во время одной из них погибла его любимая собака, немецкая овчарка Джильда. Услышав такое, гестаповец оживился. Вскоре от его молчаливости не осталось и следа.
Этот тип заявил, что тоже очень любит собак, особенно овчарок. Эта любовь началась с того дня, когда он стал работать в криминальной полиции Мюнхена, где отвечал за подготовку служебных собак.
– Зови меня просто Гюнтер, – представился он, подавая большую ладонь.
– Георг, – сказал Разумовский в ответ, считая, что русское имя Юрий будет звучать по-немецки именно так.
Потом он стал задавать вопросы по дрессировке собак. Гюнтер, польщенный тем, что Георг считал его большим специалистом по этой части, охотно отвечал на них. Для пояснения он даже достал из бардачка тот самый справочник, в который Разумовский успел заглянуть на остановке.
В недорогой отель на окраине Цюриха они входили уже как хорошие приятели. Было поздно, все дела, связанные с покупками, предстояло решать завтра.
По предложению Разумовского они пошли выпить в бар. Гюнтер, вес которого был где-то за сто двадцать килограммов, опьянел на удивление быстро. Разумовский бережно отвел его в номер, снял обувь, уложил на кровать, а сам вышел из отеля. В случае чего он мог сказать, что ему захотелось на воздух после долгого пути и шнапса. Правда, выпил он всего-то две рюмки, в отличие от Гюнтера, принявшего на грудь значительно больше.
На улице Разумовский огляделся. Никого.
Тишина швейцарского города поражала его. Ни жужжанья самолетов, ни воя сирен, ни лучей прожекторов в ночном небе.
Он медленно прошел метров двести, оглянулся. Снова никого. Неужели встреча не состоится?
Вскоре в тишине ночи послышался шум мотора. Разумовский шагнул в тень раскидистого платана.
Машина остановилась напротив него, дверца открылась и раздался знакомый голос:
– Господин Разумовский?
Вместо ответа Юрий Арнольдович быстро проскочил на заднее сиденье и уже в следующую секунду пожимал руку Зигмунду Влаху, одному из ближайших помощников полковника Моравеца. Он собрался было достать капсулу с микропленкой, но Влах тронул его за руку. Мол, сейчас не надо, не здесь.
Шофер не реагировал ни на что, кроме дороги. Он на всякий случай погонял несколько минут по ночному городу, убедился в том, что за ним нет хвоста, и вырулил к какому-то особняку. Ворота открылись, машина въехала во двор.
Разумовский вошел в просторную комнату, пахнущую свежими обоями, и невольно зажмурился от яркого света. Убранство здесь было самое обычное: платяной шкаф, буфет, два дивана и большущий стол посередине. За таким обычно проводятся совещания. У окна стоял человек средних лет, такого же роста, с небольшими усами и короткой стрижкой.
– Брэдфорд, – представился он, подал Разумовскому руку и предложил сесть.
Юрий Арнольдович ответил на приветствие, достал капсулу с микропленкой и протянул Брэдфорду.
Тот принял ее и проговорил:
– Благодарю. Мы ценим работу, проделанную вами и вашими товарищами. Материалы, полученные от вас, мы изучим, но сейчас мы поговорим о другом.
